Наша почтовая служба, осуществлявшаяся через лавочку, сообщала, что день начала восстания скоро будет назначен. Это еще более ободрило нас, но мы все равно продолжали работать над планами побега из тюрьмы.

Друзья на воле склонили на свою сторону одну девушку, работавшую машинисткой в конторе ЧК, и ей удалось добыть несколько бланков с печатями и подписями комиссаров. Один из них представлял собой приказ тюремному руководству о пересылке всех заключенных камеры № 22 в распоряжение ЧК. Конвой из десяти наших людей, переодетых в униформу красноармейцев, должен был доставить этот приказ в тюрьму в обеденный час, когда все комиссары ЧК шли пить водку. На случай какого-либо телефонного запроса от тюремного руководства, машинистка должна была оставаться на дежурстве и дать необходимое подтверждение по телефону. Оставалось только выбрать день и проставить дату в приказе.

Как раз в это время у меня появилась отличная возможность побега. Однажды утром, когда меня представили ЧК по какому-то поводу, то продержали там до поздней ночи, задавая бесчисленные более или менее глупые вопросы. Когда, наконец, отпустили, я вышел в коридор к лестнице и тут обнаружил спящих охранников. Было бы совершенно просто выйти на улицу и спрятаться в темноте ночи, ведь уличного освещения не было. Но я понимал, что мое бегство тотчас поднимет тревогу и приведет к репрессивным мерам в отношении моих товарищей со стороны большевиков, которые они цинично называли «пустить в расход».

Во время прогулок по тюремному двору я имел возможность познакомиться с двумя очень интересными туркменами, арестованными в Закаспийской области. Один из них представлял собой невероятно высокого роста юношу, по меньшей мере, футов семь. Он ужасно страдал от голода, не было у него ни денег, ни друзей в этой части света, а тюремная пища была безнадёжно скупа. Я стал делиться с ним своим обедом, и несчастный юноша стал быстро восстанавливать свои силы. Он оказался выходцем из богатой туркменской семьи и с большевиками боролся упорно. Утверждал, что своим собственным мечом отсёк не одну большевистскую голову. Что за картину должен был являть собой сей неистовый юный гигант со своей восточной кривой саблей, восседающий на великолепной туркменской лошади! Вместе со своим другом, весьма влиятельным туркменом по имени Джанаид-хан, он был схвачен не в честном бою, а предательски и вероломно во время перемирия, когда оба совершали молебен в мечети. Большевики, как ярые поборники военного марксизма, не слишком связывали себя словом, данным «классовому врагу».

Джанаид-хан, мужчина солидного возраста, был предводителем десятка тысяч туркменских семей, иммигрировавших из Афганистана в Россию задолго до описываемых событий. Среди своих сограждан он пользовался огромным уважением. Даже здесь в тюрьме его не оставлял своим вниманием его слуга, благообразный туркмен с длинной чёрной бородой. Джанаид-хан тоже был без гроша в кармане, и я смог помочь ему деньгами, доставляемыми нашей тайной пересылкой. Он был посвящён в наши замыслы и всячески уговаривал меня, как только освободимся, бежать с ним в туркменские степи.

– Я дам тебе, что только пожелаешь, – обещал он, – войлочную юрту с коврами и обстановкой, лошадей и скот. Обещал даже бадахшана – лошадь роскошной породы из Афганистана. Таковую достать невероятно сложно, ибо вывоз их строжайше запрещён.

Иногда я всерьёз подумывал, не отправиться ли вслед за ним, но мои обязательства по отношению к Белому движению удерживали меня в Туркестане. В конце концов, Джанаид-хан вернулся в туркменские степи и быстро обнаружил своё местопребывание большевикам. Постоянно с тех пор вёл с ними свирепую непрерывную войну за веру и свободу своего народа. Вытесненный в конечном итоге неодолимой силой в Персию и далее, в поисках убежища, в Афганистан, Джанаид-хан был одним из тех редких героических душ, которые без всяких средств, помощи, поддержки и одобрения отказались вложить мечи в ножны и вели неравную борьбу в течение ещё одиннадцати лет с натиском неумолимого века, никогда не уступая соблазнительным приманкам Советской Власти, упорно стараясь сохранить свою свободу, свою веру и обычаи, рыская в течение ряда лет по всему Туркестану, так что большевикам опасно было покидать города внутри страны, единственной во всей России не прекращавшей борьбы с большевизмом. Слава народу Туркестана за его непреклонный отказ признать правление душегубов и бандитов! Доблесть его – хороший пример даже для тех, кто считает себя цивилизованным христианином.