За дверью повисла тишина. Наконец, послышался вздох:

— Ты всегда была какой-то… немного непрактичной… Тетка Нимаина ждала, когда поднимут сумму вознаграждения. Подняли утром. Девятьсот курантов — куда еще жирнее? Дальше уже глупо рисковать — можно и вовсе остаться ни с чем.

От этих слов у меня зазвенело в ушах. Да, Аника частенько говорила, что я странная и непрактичная. Я уставилась на дверь, будто та была прозрачной, и за ней можно было видеть собеседницу. Я пыталась вспомнить, как она выглядела. Что-то угловатое, невзрачное. Смутный образ без единой яркой черты. Я плохо запоминала лица. Очень плохо. А в Анике и нечего было запоминать.

Я сглотнула:

— Тогда почему ты не пришла раньше? Тоже ждала?

Аника затараторила так быстро, что я едва разбирала слова:

— С тех пор, как ты здесь, тетка за порог не выходила. И нас заперла, как в тюрьме. Не было ни малейшей возможности.

— Тогда откуда ты узнала?

— В окно видела, как тогда стража приходила. И все слышала. Зная тетку — догадаться не сложно. Все сходилось одно к одному.

Я опустила голову, смотрела на задвижку. Все это было слишком складно для лжи, слишком метко… В последний раз я видела эту Анику года три назад. Три года — почти вечность. Кто знает, какой она теперь стала? Может, врет, как дышит? Кто в здравом уме откажется от девятисот курантов? Но если она не лжет, и эта Нимаина отправилась в коллегию… какой же я буду дурой!

Сердце бешено заходилось. Я часто дышала, не сводила глаз с задвижки. И все еще не понимала: отпереть или нет. Зажмурилась, досчитала до трех, открыла так резко, что лязг резанул по ушам. Дело сделано…

Аника шмыгнула в щель и тут же мягко прикрыла дверь. Смотрела на меня и молчала. Разглядывала. А я разглядывала ее. Да, это была та самая Аника, но я с трудом ее узнала. Блеклые волосы она выкрасила в красный, как у Нимаины. Усталое лицо, следы размазанной краски под глазами. От нее несло перегаром.

Она опустила глаза:

— Такая я теперь. Не смотри так, самой тошно. — Она вдруг подалась вперед и обняла: — Я рада, что ты здесь. Что бы ты ни сделала.

Я не обнимала ее, но и не отталкивала. Лишь пробормотала, уткнувшись в худое плечо:

— Я ничего не сделала. Ни-че-го.

Аника отстранилась, даже попятилась на шаг:

— Прости. Я очень рада тебя видеть. Правда.

Я стиснула зубы:

— Ты сказала правду? Нимаина пошла в коллегию?

Та нервно закивала:

— Тебе нужно уходить. Надеюсь, еще не поздно.

Я лишь кивнула в ответ. Не стала спрашивать, почему Аника здесь — это было предсказуемо. Если бы не Гихалья, я была бы такой же. Я взяла ее за тонкую холодную руку:

— Можно тебя попросить кое о чем?

— Смотря о чем...

Я опустила голову:

— Если у меня ничего не выйдет, сходи к Гихалье. Скажи ей, что я ее очень люблю и не забуду ни за что на свете, что бы ни случилось. Пусть она попросит своих богов помочь мне.

Аника вздохнула:

— Сделаю, как просишь. Но, надеюсь, не придется. Сама скажешь.

Я промолчала. Тоже хотелось надеяться, но уже не слишком верилось. Казалось, меня плотнее и плотнее загоняли в угол.

Аника кивнула:

— Пошли. Только иди, как можно тише. Сейчас — самый сон. Девки по комнатам. Но, сама знаешь, везде есть свои ушастые и глазастые.

Я сглотнула:

— А, вдруг, у дома уже стража?

Она кивнула:

— Я думала об этом. Ни через дверь, ни через черный ход — не вариант. Пойдем на чердак. А там — по крышам. Так больше шансов. Только не помню, боишься ли ты высоты?

Я отмахнулась:

— Да какая теперь разница!

Я сгребла с кровати накидку, подцепила рюкзак. Теперь у меня не было даже бутылки с водой… Я шагнула к столику, налила полный стакан и залпом выпила, едва Аника успела моргнуть. Впрок.