Давид с сожалением и пониманием смотрит на мои отточенные движения, пока я разбираю и пакую свою подругу, отслужившую мне добрые шесть лет. Скорее всего, это последний раз, когда мои пальцы чувствовали гладкий холод стали и отполированное тепло дерева. По возвращение на базу её заберут, а меня лишат всех наработанных за годы службы почестей. Хорошо, если не отдадут под суд за самоуправство.

— Да, и мне пришлось поднять все связи, чтобы вытащить тебя и вернуть домой. Сложности возникли уже при вызволение тебя из плена. Изначально нас не собирались отправлять, потом тянули неделю, а после возвращения вообще отстранили. И самое главное, подозреваю, что Газали предупредили. Поэтому мы никого из его банды не застали. Лишь мелкие шестёрки, охраняющие ящики с динамитом.

Я помню, как Давид забирал меня из больницы и кипел внутри, скрывая гнев за каменным лицом. Тогда меня не обеспокоили его сбитые костяшки, расширенные зрачки, неопрятная щетина и перегарное амбре. Я всё свалила на беспокойство за мня и на потерю Дрона, а оказывается на его карьеру поставили жирный крест.

Это я, Андрей, Митяй и Лерик заключали контракты ради быстрых денег. Остальные сделали свою службу основной частью жизни и ставили на продвижение.

— Что ты собираешься делать? — поднимаюсь и отряхиваю камуфляж, обтянувший живот. — Оставишь как есть?

Давид долго смотрит вдаль на шевеление в стойбище. Иногда ветер доносит запах перегретого навоза и блеяние овец, выбравшихся в поиске еды из загона. Изредка — каркающие крики погонщиков и отчаянный лай собак, отрабатывающих положенную миску похлёбки.

— Дождусь, когда кабинет получит нужную информацию, и вспорю ему брюхо, — командир щурится, вылавливая в фокус Бахрута и посылая ему обещание страшной смерти. — Он будет жрать свои кишки и умолять убить его.

— Я хочу участвовать в охоте, — вцепляюсь в рукав куртки Давида и дёргаю на себя. — Хочу видеть, как жизнь уходит из его проклятых глаз.

— Полетели домой, Блошка, — отрывает взгляд от горизонта и перехватывает мою ношу, поворачиваясь ко мне спиной. — Тебе пора подумать о ребёнке, а не скакать с винтовкой за ублюдками.

Уверена, на слове «ребёнок» Топор морщится и сводит густые брови к переносице. Наверное, он даже сплюнул бы от отвращения, но его сдерживает то, что я нахожусь рядом. Командир идёт вперёд, попутно взмахивая рукой и отдавая сигнал отбоя. Не сомневаюсь, что всё это время я была на мушке у снайпера, получившего приказ стрелять, если Давид меня не остановит.

— Готов был спустить в утиль? — спрашиваю, не скрывая свой напряг в отношение него. — Надеюсь, там не Муха?

— Там сторонний отряд. К операции допустили только меня, — отрицательно мотает головой он, не поворачиваясь ко мне.

Почему-то затылок — лучшее, что мелькает перед моими глазами. Сейчас тяжёлый взгляд Давида я бы не выдержала. Достаточно тошноты и гадостного чувства предательства, накрывших по самое темечко. Подозреваю, что параллельно меня приплющивает от гормонов и последние силы я трачу на сдерживание горьких слёз. Три месяца держалась, поставив цель и запретив мотать сопли на кулак, а тут…

— Если бы ты опоздал? — невесомо шепчу, но он всё равно слышит.

— Я бы успел, — уверенно отвечает Давид, останавливается и поворачивается ко мне. — Мой долг позаботиться о тебе. Клятва, данная Дрону.

5. Глава 4

Рената

— Выстрел… Ещё… Выше… Возьми левее… Ветер нюхай, идиотка! Упрись в приклад плечом! Что ты винтовкой как удочкой трясёшь?

Странно, но это самое яркое воспоминание шестилетней давности. Тогда я училась жить по строевому ритму и срасталась с выданным стволом. В то время меня раздирало от желания вырваться из учёбки и кинуться в объятия Дрона, скучающего в краткосрочных отпусках между заданиями, или завалиться спать в перерывах промеж муштры.