– Но, тем не менее, вы явно руководствуетесь изначально неверной информацией обо мне. Мои научные изыскания всегда, если и сопрягались с вышеупомянутыми вами направлениями, то лишь по мере необходимости, косвенно. Ибо мой путь был всегда и остаётся крайне индивидуальным, по настоящему обособленным, что навряд ли возможно напрямую соотнести с проблематикой здравоохранения, для которого как раз и свойственно задаваться вопросами в импринтинге. Для здравоохранительной медицины – да. А для моей… – по лицу Дворецки промелькнула иронично-загадочная ухмылка, – для моей медицины – нет. А это значит, прошу вас впредь не растрачивать собственные силы почём зря, в желании отыскать некие достоверные документы на данный счёт. Поверьте, если и существуют таковые, то хранятся они в местах совершенно недоступных для вас. Но, а если ослушаетесь и всё-таки вознамеритесь, то просто погибнете. Что, однозначно.

– Прошу не беспокоится за меня, господин профессор. Я и на этот раз постараюсь не наделать глупостей. Если можно, хотя бы вкратце…

– Нет, воистину, по своей природе человек скорее глуп, чем умён. В то время как мудрость ему совершенно не ведома! – тихо проговорил Дворецки. – Ну, что ж, извольте. Постараюсь максимально быть доступным в своих пояснениях. Скажем, представьте, что вас с рождения воспитывают как девочку, лишив образовательных моментов и общения с внешним миром. Более того, вы помещены в питомник с приматами.

– Бред, – резко побледнев, проговорил Кляйн.

– От чего же? – профессор окинул его холодным взглядом. – Нет ничего невозможного. И вы однажды убедитесь в правдивости моих слов. Равно как и в том, что подобный вариант не является уж столь неординарным. Существуют куда более исключительные, более прикладные и практические, но рассказывать вам о них теперь не имеет смысла. Знайте, что вы уже подписали себе смертный приговор, явившись ко мне. Только не подумайте, что именно я приведу его в исполнение. Нет, конечно же, нет. Гораздо интереснее будет узнать однажды, что вы собственноручно свернули себе шею на этом деле. И, кстати, так оно и случится. Услышанное сегодня вы уже не сможете забыть. Отныне и впредь оно будет преследовать вас повсюду, и никогда уже не оставит ваш разум в покое.

– Возможно, не спорю. Только это уже будет не вашими, а моими личными проблемами! – Тонни Кляйн резко перебил профессора, слегка поражённый той неприкрытой ненавистью, вдруг зазвучавшей в его голосе. – Я сам постараюсь тогда разобраться с ними. А сейчас, хотелось бы услышать от вас, господин Дворецки, ответ на мой последний вопрос. После чего я немедленно удалюсь.


Профессор вновь уселся в кресло и столь же неожиданно, сменив мрачный тон на прежний доброжелательный, произнёс:

– Хорошо, молодой человек, в данный момент я само внимание.

– Благодарю! Ответьте, пожалуйста, если вы меня не разыгрываете и всё услышанное мной сегодня от вас имело место быть в вашей научной практике, то, кто те…

– Тот материал, правильнее будет сказать, молодой человек! —не дал договорить ему Дворецки. – Так наиболее правильно вы сформулируете свою мысль. Тот научный материал, о котором вы изволили спросить, обитает в зоопарке, окружающем нас повсеместно!


Широким жестом руки прямо перед собой, профессор завершил свою фразу, словно ставя в её конце заключительную точку.

Глава 1

«Одному богу известно, каким местом он сотворил этот участок суши», – подумал Элоиз Кляйн, когда вертолёт завис над посадочной площадкой военной базы.

Как только он ступил на её территорию, время остановилось. По крайней мере, Элоиз так и не смог избавиться от этого ощущения все первые дни своего пребывания на ней. Воинская служба по месту распределения оказалась удивительно нудной штукой. Радовало только одно, что теперь он не испытывал прежнего, и вовсе изнуряющего нервного напряжения, которое не покидало его в учебке. Там жизнь била ключом, когда Элоиз даже не успевал опомниться, как пролетал очередной день и наступал новый.