Шли дни, недели, только Валентина на улицу совсем не выходила, она ходила по дому, словно тень. Ни с кем не хотела говорить, но и не плакала больше. Мария никак не могла достучаться до дочери. Дней через десять, к ним зашла Алевтина Борисовна, женщина хотела проведать Валентину, ведь сын её так любил. Прятаться от неё, Валентина не стала, женщина сразу заметила её потухший взгляд, похудевшее тело, круги под глазами.

– Здравствуйте, тётя Аля, – поздоровалась Валентина.

– Здравствуй, Валюша. Как ты? – спросила Алевтина Борисовна.

– Как? Я и сама не знаю… – отрешённо ответила девушка.

Ты жива, дорогая и это уже хорошо. А всё остальное исправимо. Ты уж держись, учиться в город поезжай, как мечтали с Валей, – с сожалением посматривая на девушку, сказала Алевтина Борисовна.

Вера Константиновна заварила чай и порезала пирог. В последнее время, Валентина ела совсем мало и это беспокоило старушку. Подумав, что с гостьей внучка поест, она и сама села за стол.

– Тётя Аля… мне бы на могилу к нему сходить… – тихо произнесла Валентина, не смея смотреть в глаза женщине и произносить имя Валентина.

Её мучило то, что Валентина больше нет, а она вот, жива. И это чувство вины обострилось, при виде матери Валентина.

– Конечно, Валюша. Я работаю через день, а хочешь, прямо сейчас вместе и сходим? – спросила Алевтина Борисовна.

– Да, очень хочу. Тётя Аля… Вы же не вините меня в том, что я… что я жива, а Вали… а его больше нет… – тихо произнесла Валентина.

– Ну что ты такое говоришь, Валюша? Мой сын очень любил тебя. Как я могу тебя винить? Ну какая вина? Эти нелюди убили моего сына, хорошо, что хоть ты жива осталась, – почему-то волнуясь, сказала Алевтина Борисовна.

– Спасибо Вам… но лучше бы убили, – уткнувшись в тарелку с пирогом, ответила Валентина.

Бабушка им не мешала, она только тихо пила чай, вытирая краем передника морщинистые щёки. Валентина встала из-за стола.

– Я сейчас, только переоденусь и цветы во дворе нарву, ромашки… – сказала Валентина и быстро ушла в свою комнату.

– Бедная девочка… столько натерпелась, – качая головой, произнесла Алефтина Борисовна.

– Ох, Аля, что делать – не знаем. Она почти не разговаривает и не ест. Мария тоже совсем извелась, – заплакав, сказала Вера Константиновна.

– Ей время нужно, чтобы оправиться от такого. Вы уж терпите, помогите ей, – ответила Алевтина Борисовна, вставая из-за стола, увидев выходящую из своей комнаты Валентину.

Девушка надела тёмное платье и на голову завязала платок.

– Ну что, пошли? – спросила Алевтина Борисовна.

Валентина не решалась переступить порог, ведь с тех пор, как вернулась домой, на улицу она не выходила. Алефтина Борисовна, кажется, поняла состояние девушки. Женщина подошла к ней и обняла за плечи.

– Не бойся, народ у нас добрый, тебя никто не осуждает, я знаю. Пошли, дорогая, – сказала она и они вместе вышли во двор.

Вера Константиновна прошла вперёд и уже рвала цветы, которые разрослись почти по всему двору.

– На вот, держи. Валечка так любил ромашки, – отдавая большой букет белых цветов внучке, сказала старушка.

На улице, проходящие мимо люди, оглядываясь на Валентину, провожали её взглядом. Но никто не стал с ней заговаривать, лишь с сожалением смотрели ей вслед.

– Вот тут и лежит наш Валечка. Садись, Егор и скамейку приладил, а я подолгу сижу и разговариваю с сыном, – сказала Алевтина Борисовна, указывая на могилу, обложенную цветами. Женщина нагнулась, убрала высохшие цветы и Валентина положила туда ромашки. Потом молча села на скамью и не отрываясь, стала смотреть на могилу. Алевтина Борисовна отошла, чтобы не мешать девушке. Валентина дала волю слезам.