Впрочем, Карбенс Второй, получив письмо, а после подробней расспросив гонца, едва не впал в ярость, а после неожиданно сменил гнев на милость, от души посмеявшись над произошедшим. Смеялся король не только потому, что позабавила его сложившаяся ситуация, монарх придумал, как же именно отпраздновать юбилей королевской ярмарки. Гонец по такому случаю не только не испытал на себе недовольство правителя, напротив – король отсыпал трясущемуся от страха парню полный кошель золота, затем хитро подмигнул, наказав как следует погулять и отдохнуть, а затем явиться к нему через два дня. Посланник раскланялся и поспешил сбежать. Карбенс Второй тут же закончил приём просителей и стал готовиться к путешествию. А что? В честь юбилея правитель лично посетит ярмарку, заодно с делами разберётся на месте и уж тут-то повеселится от души, потому как в столице царила скука, порядком утомившая короля однообразием. Если не брать в расчёт угодившего в колодец рыцаря, сколько-нибудь весёлого или значительного за последние месяцы не случилось, да и то – многое попросту не доходило до его величества, а тут такой случай, что и нарочно не придумаешь, стало быть надо ехать самому, благо и повод есть, да не один.

Собраться в дорогу дело нехитрое, а вот на кого оставить всё королевство? Если сам Карбенс будет в отъезде, кто займётся государственными делами, требующими личного участия монарха? Мужчина призадумался, прикинул время, припомнил текущие дела, а после самолично набросал указ, подписал его и приложил печать. «Уж с этим-то она справится,» – решил король, помахивая пергаментом, – «да и не так уж надолго я уезжаю. Однако…» Карбенс велел позвать канцлера, а когда тот явился, передал ему пергамент и сказал:

– Огласить после моего отъезда, не раньше. Есть что ещё на подпись?

– Да, ваше величество. Нет, ваше величество.

– Вот так. Да, ещё одно – сэра Блумстена ко мне. Со мной поедет от греха подальше.

Канцлер поклонился и отправился выполнять распоряжение, король же пожелал отобедать и наказал никого к нему не пускать, а ежели снова заявится шут, то выдрать последнего прямо на месте.

Шут, словно почуяв грозившие ему неприятности, так и не объявился. Карбенс Второй, удивлённый этим фактом, велел разыскать придворного дурака, а сам, закончив обед, прошёл в конюшни. И встал как вкопанный, обнаружив там своего дуралея, который гордо восседал на перегородке и от души лупил её вожжами, периодически отпуская сальные шуточки в адрес конюхов.

– Эгей, братец! – шут заметил короля и решил похвастаться, – Смотри, как я могу! Без меня эти лентяи и пальцем не шевельнут. Всех выпорю! И сахар отниму.

– Славно погоняешь, – усмехнулся Карбенс Второй, – а ежели поддашь как следует, глядишь, и к морю тебя к вечеру довезёт твоя лошадка.

– Да что там к морю – на край земли к ужину поспею! – ответил дурак, а сам задумался, сумев это скрыть от короля очередной шуткой.

– Вот этого не надо, – монарх сделал серьёзное лицо, – свалишься ещё, дурак, а где я себе такого шута найду? За тобой не полезу.

– Да я б и сам за собой не полез, – шут спрыгнул с перегородки, – дураки, братец, страшные люди, сам себя боюсь, вдруг чего умного скажу? Я ж с ума сойду! И так дурак, а ежели ещё и сумасшедшим стану? Кто меня тогда слушать станет?

– И то верно, – поддакнул правитель, – Но дурак ты или сумасшедший дурак – это дело десятое. Дело есть, братец, но только аккуратно надо.

– Я весь внимание, – зашептал шут, оказавшись в мгновение ока за правым плечом короля.

– Я тут в гости поехать надумал, – сказал король, чуть прищурившись, – гостинец-то я уже заготовил, – мужчина хитро улыбнулся, – да только вот что подумал…