Айдар опустошил флакон и завалился спать. Храпел он очень музыкально.
Пока мы допивали принесённую нами бутылку, пришёл «гонец». И не один. С ним был ещё какой-то скуластый мужчина, тоже гораздо старше нас.
– Шукшин, – сказал он, протягивая мне руку.
Мне эта фамилия тогда ни о чём не говорила, хотя она уже была на слуху. Годом раньше на экраны вышел фильм Шукшина «Живёт такай парень», в журнале «Сибирские огни» печатался роман «Любавины». Но я не видел фильма и романа не читал и подумал, что это – очередной «классик якутской литературы». К тому же новый знакомый был изрядно пьян.
– Вот оформляю свой развод с Викой, – объяснил он своё состояние.
Только потом стало понятно, что Вика – это Виктория Софронова, которая в феврале 1965 года родила от Шукшина дочь Катю. Шукшин приглашал нас в Свиблово, где он недавно получил квартиру, чтобы продолжить пьянку. Но туда мы не поехали. Так мы избежали скандала – много времени спустя я узнал, что практически каждая попойка Василия Шукшина кончалась мордобитием. Он бросил пить то ли в 1968-м, то ли в 1969-м году…
Позже мне попалось на глаза стихотворение Александра Воронина, посвящённое общаге литинститута. Он очень точно описал то, что там творилось:
«На Добролюбова спокойно,
что удивления достойно.
Должно быть, пьянствуют пристойно
на всех прожженных этажах.
Молчанье в коридорах бродит,
и ничего не происходит,
но этот дом, в каком-то роде,
как злая брага на дрожжах».
Ложись! Граната!
Вернулся в Ставрополь – меня ждёт повестка в военкомат. И я взял под козырек, да еще и сманил с собой на армейскую службу соседа Сашку Ильченко по кличке Хаким. Он попал в другую команду, но попросился вместе со мной, в ракетные войска. И мы отправились в Казахстан.
Тогда о том, что нас ждёт, я не имел ни малейшего представления. До отправки в часть оставалось десять дней, и я не знал, что делать. На календаре – сентябрь, все мои друзья поступили в вузы. Мы же с Хакимом маялись от скуки, фланируя во дворе в надежде встретить кого-то. И встретили Юру по кличке Старший тренер. Так прозвали его за то, что он как бы курировал молодняк, давая уроки начальной алкогольной подготовки. Узнав о том, что мы скоро будем нести службу ратную, Юра оживился.
– Ну вот, а я не знал, с кем поддать, – сказал он. – Теперь и повод есть.
Мы купили и пошли искать свободный газон: в Ставрополе выпивали без зазрения совести прямо на улицах. Милиция смотрела на это сквозь пальцы. Только когда ей накручивали хвост, устраивала рейды и гребла всех без разбора.
Мы расположились на проспекте Мира – довольно оживлённой транспортной магистрали. Юра достал железную кружку, с которой никогда не расставался. Но своим намётанным взором он заметил какой-то непорядок. Этот непорядок заключался в том, что в некотором отдалении от нас остановилась машина без опознавательных знаков.
– Это – менты, – заключил Старший тренер. – Они за нами наблюдают. Но пока предъявить нам нечего. Мы трезвые, не разливаем. Можем сказать, что устали, решили посидеть на травке…
– Всё это так, за исключением того, что одна бутылка раскупорена, – огорчил я Юру.
– Пожалуй, ты прав, – согласился он. – Надо смываться.
Он сунул открытую бутылку за пазуху, схватил свою кружку и, пригибаясь, как от пулемётной очереди, бросился бежать, ожидая, что мы тоже последуем за ним. Но мы не тронулись с места. Мы были призывники, а с призывниками милиция предпочитала не связываться.
Но Старший тренер не совсем верно оценил обстановку и, искренне желая выручить нас, не придумал ничего другого, как запустить кружкой в тех, кто погнался за ним. Она загремела по асфальту, и преследователи растерялись.