– Верно, – подтвердил Дамэ, усмехнувшись. – Но так спрятаться, чтобы её не могли отыскать даже её приближённые, те, кто вездесущ, не может даже Аяя. Так что я боюсь предположить, не забрала ли её к себе Повелительница Той стороны.

– Нет. Аяя жива, – сказал Арик. И повторил, обведя нас всех взглядом: – Жива, не сомневайтесь!

И по его победоносному виду и сверкающим глазам я понял, что он придумал способ отыскать Аяю. Но я не хотел мириться с тем, что он снова обходит меня. Нет, я верну Аяю и сделаю её счастливой, какой она была со мной. Со мной, не с ним, пьяницей, ревнивцем и безумцем, запиравшим её от мира, словно в темницу, в свою любовь. Никогда не забуду его слов: «Я насиловал её все двести лет», только за это я убил бы его. И не раз, а двести раз по триста шестьдесят пять… И теперь он придумал, как найти её! Он придумал, а я – нет. Вот почему он всегда получал её, он всегда мог заполучить её, всегда был хитрее меня.

– Но вначале мы должны придумать наказание, которому подвергнем провинившуюся, – продолжил Арик.

«Наказать провинившуюся»… неужели я слышу эти слова, и их произносит Арик?! Арик, который сгорел, только чтобы снова увидеть её. Он даже не называет её по имени. Что это значит? Будто я сплю и вижу безумный больной сон. Зал, где все мы сидели, кто в креслах, кто на скамьях, высокие светильники и камин отлично освещали помещение, и от них тут было слишком жарко, хотя вообще зима была холодной и ветреной, почти каждый день шёл дождь со снегом, наледью оставаясь на всех поверхностях, из-за этого повозки на улицах городка скользили, пешеходы тоже оскальзывались, и мне, приходилось лечить переломы каждый день. Мы действовали, как и всегда прежде: Рыба изображала лекаршу, применяя всё известное ей мастерство, а я, появляясь тайно, исцелял страждущих. Так мы снова очень хорошо зарабатывали, потому и купили самый дорогой и самый большой и красивый здесь дом.

И вот в лучшем зале нашего дома, все слушали, как Арик, расхаживающий здесь как король перед нами, поцокивая каблуками своих наглых красных сапог говорит что-то настолько чудовищное, что-то вообще не укладывающееся в моей голове. Может, это вообще не он говорит сейчас с нами, а какой-нибудь демон, обратившийся в него? Да нет, я чувствую моего брата, и тело его, его бьющееся сердце, взволнованное сейчас, хоть он и напялил на себя заносчивую и напыщенную мину, его тело выдаёт его волнение. А душа его и вовсе стонет и корчится, пряча боль и слёзы, которые рвутся наружу, и он едва сдерживает их. Для того и маска и все эти слова. Он здесь, он заставил собраться всех, чтобы увидеть меня, хотя и не хочет смотреть в мои глаза, но едва я отворачиваюсь, он взглядывает на меня, украдкой. Для этого, а не для того, чтобы и вправду придумать, как наказать нарушительницу закона предвечных.

Но Мировасор подал голос, воспользовавшись возможностью:

– Наказание… Что ж, Арий, ты сам это сказал. За то, что кто-то вспомнит, что некоторые из нас не природные предвечные ты предлагал казнить без милости. Так этот поступок куда менее опасный, чем то, что сделала наша прекрасная Аяя. Спрятаться так, что никто не может найти её тысячу с лишком лет – это создаёт опасную лазейку для всех других преступников. Что если кто-то из нас совершит что-то, к примеру, убьёт другого предвечного, или что-то ещё, и спрячется по её примеру от остальных? Так что – нет, наказание за такое преступление должно быть суровым.

Я набрал в грудь воздуха, намереваясь возразить, но меня опередил Орсег.

– Давайте вначале вернём Аяю, и пусть она предстанет перед нами и объяснится, тогда и станем решать, какому наказанию её подвергнуть. Возможно, у неё есть причина так тщательно скрываться. Возможно, Арий, что сейчас так уверенно говорит с нами о наказании, так обидел её, что она спряталась не только от него, но и от всего подлунного мира. Так что пока неведомо, кого надо будет подвергнуть наказанию, женщину, сбежавшую от деспотичного беззаконного любовника или его, что довёл её до необходимости скрываться.