– Ты что, Ар? Насупился, бледный. Тебе отдохнуть надоть, не то заболеешь, – сказал Эрик, как ни в чём ни бывало. Словно и не было последних месяцев, не было ни битвы, ни Завесы и его мольбы за меня или он думает, я не слышал их…

– Что с тобой, Эрик? Ты што, будто грибов дурных наелся? Мне чаялось, мы совсем по-иному говорили с тобой, – сказал я, заглядывая в его глаза поглубже, что там? Что он прячет опять?

Эрик засмеялся и опять поддельно. Что с ним?

– Много времени прошло, – сказал Эрик.

– Много? – изумился я, что он говорит? Али я ума лишился?

Но Эрик сверкнул глазами зло и, не выпуская кривенькую усмешку с губ, произнёс:

– Иногда, брат Галалий, и миг быват очень долог.

– Какой миг, что ты городишь опять? Что опять в ум себе забрал? В чём мою вину видишь перед собой? – я снова почувствовал себя без вины виноватым, как бывало уже чёртову уйму раз с ним. Да почти всю нашу жизнь с недолгими перерывами.

– Да ни в чём, Ар, конечно, твоей вины нет, – фальшивая ухмылка, наконец, растворилась на его лице и он, бледный от злости, проговорил: – никакой твоей вины нет в том, что сей день видеть тебя я не могу! И не смогу ещё много времени.

– Что? Ума ты лишился? Что случилось? И когда? – я не мог понять, что так злит его, что могло произойти за то время, коротко оно было или долго, как принёс он меня, на своей ведь спине нёс до места Силы, и вдруг… Что с ним сделалось там?

– Давно, однако, случилось, мно-ого лет уж тому, – прожигая меня глазами, проговорил Эрик. – На камне том, где ты… Где Аяю посвятил ты в предвечные… Что было? Всё мне показали, я всё видел.

– И что?! – изумился я. – Боги… Чего ты не знал? Чего не видел? Она жена мне многие годы…

– Жена?! Жена она тому, кто сегодня в землю навеки вечные ложится, Марею! А тебе не была, самоуправно ты…

– Ты мне… – я задохнулся. – Ты… Ты пенять мне будешь?! Ты вор! Ты охальник и насильник чёртов!

Эрик выпрямился и, дрогнув ноздрями, проговорил вполголоса:

– Тише ты! – и обернулся на крыльцо. – Орёшь, как безумец! Явился с лица как есть чумовой, лохматый, полуодетый. Чего ты хочешь?

Я тоже выпрямился, отступая немного.

– Мне… я считал, ты…

– Ты думал, я с тобой Аяю искать понесусь по Байкалу? И понесся бы, а далее? – едва слышно, задыхаясь от злости, клокочущей у него в горле, проговорил он. – Думаешь, найдём, и я вас благословлю в воду Байкальскую войти? Поздравлю, красного угощения отведаю и подарками на свадьбу вашу одарю?.. Ты в уме ли?

Действительно глупо получалось, очень глупо, и я сам в странной, конечно, безумной надежде явился к нему. Всё вернулось на свои места, как было всегда, все наши десять с половиной веков, передышка-замиренье вышла лишь на время смуты и нашествия, теперь же, когда всё позади, когда… Теперь мы опять врозь?

– Врозь-врозь, – зло подтвердил Эрик, отворачиваясь снова к дому, поглядывая, не маячат ли нам трапезничать.

– Что ж ты у Смерти-от меня отнимал? – с обидой проговорил я. Ей-богу, мне казалось, я как в детстве зареву, вот слабость какая овладела. – Отпустил бы, тем паче самого тебя не трогал никто!

– Теперь не стал бы вымаливать. Тоже, знаешь, на волне братней любви с ретивым не справился. Али по привычке, что ты рядом где-то небо коптишь.

Я отвернулся:

– Ладно, што базланить напрасно, – проговорил я, превозмогая ком в горле. – Не станешь помогать мне?

– Помогать? Отчего же? Кров тебе, пожалуй, накормлю, да коня дам. Плащ тако ж. А боле никакой помощи в энтом деле не жди от меня, Ар. Я тоже не каменный и не трёхжильный. Найду её сам и тебе не отдам, не жди.

Он помолчал немного, будто сомневался, говорить или нет. Но всё же решил сказать: