Уйти пора. Он тяготится, вот и не показывает брату. Про яйцеголового чего-то вспомнил… Нарочно, чтобы уколоть меня, указать моё место. Ведь я… Конечно, считает потаскухой, если боится с братом познакомить, думает, за любым пошла бы только золотым браслетом помани, как вчерашний, как там его звали… Гайнер… А они и верно, липнут, как мухи. Вот только я не мёд, я…

У меня с гудением разболелась голова от слёз, от обиды, от запутанных мыслей, от растрескавшихся вдруг чувств. Я взяла большой платок, тканный из тонкой шерсти, расстелила его, намереваясь в него увязать мои вещи, что на первое время понадобятся. А там… А там видно будет. Когда ещё собиралась к какой вышивальщице податься… настало время. Не надо дожидаться, пока он погонит, потому что тогда не пережить, сердце остановится, ежли он скажет: «иди прочь, постылая»… Мне больно даже думать о том. Самой уйти надоть…

Давно, давно надо было. Что тянула? Думала, любит тебя? Глупая ты! Которая ты по счёту у него? Любит, не смеши! У Марея была первой и то, как поступил он?..

А если и этот вот так продаст кому? Может не за деньги, так за что другое. У него до злата алкоты нет, до знаний есть, как у меня, до могущества… Мало ли, кто разохотиться на мой счёт, что же ждать, пока опять возьмут власть надо мной?.. Меня передёрнуло и замутило от этих мыслей.

Я почти без сил собирала в узелок две пары тёплых чулок, золота пару горстей в отдельный узелок завязала, простит, небось, за кражу, несколько платьев, душегрею… Села, задумавшись, что ещё надо. Ничего не надумала, связала узел. И подошла умыться к рукомою, а над ним зеркало, Арий много лет назад приладил. У нас вообще много зеркал теперь было, и на печи одно висело, и в простенке, и настольное, и ещё одно в серебряной раме с красивой ручкой, украшенное драгоценными каменьями. И вот, когда я распрямилась, умывшись, что-то, нет, кто-то мелькнул у меня за спиной в правдивом стекле, я обернулась, но никого со мной рядом не было. Показалось, должно… хотя, я так ясно видела чьё-то усмехающееся лицо. Или только усмешку?.. В голове мутится, похоже.

От головной боли клонило в сон, но уже вечереет, куда спать? Надо отправляться, тогда до темноты в ближнее село успею, переночую у какой старухи, может, и вовсе у себя оставит…

… Я почти бежал к дому. Не тревога, настоящий страх, что дома неладно, гнал меня всё быстрее. И вот, даже не расседлав Звёздочку, я взбежал на крыльцо, уж вечереет, а в окнах ни огонька…

На пороге мы столкнулись с Аяей, заплаканной, какой-то растрёпанной, и с узлом в руке.

– Что это? – спросил я, отступив на шаг.

Он лохматый и бледный, волосы от пота намокли, пот на лбу, глаза белые, что так бежал? От кого? Не успела я…

Сейчас скажет, любит, руками хватать начнёт, а ты и поверишь, растаешь, потечёшь… Опять поддашься, поверишь, слюнявая слабачка, какая ты предвечная, ты всего лишь тряпка, послушная кукла в его дому. Он заменит тебя на другую за два дня…

… Уйти собиралась? Уйти от меня? Куда? К кому? Кто увлёк её? Почему растрёпанная такая, что тут было? Кто трепал её… Кто он? Где схоронился? Али… в лесу где ждёт?

– Ты… – задыхаясь, проговорил я, не зная, что сказать дальше.

А голос в голове услужливо подсказал: шлюха она, Мареева ещё шлюха! К кому податься намерилась? К Марею? Али к богачу вчерашнему? Конечно, всё золото любой отдаст за красу эдакую… Что ты ей, отшельник замшелый, уху тебе варить, да рубашки шить, опостылел за столько лет…

– Куда… идёшь? – осипнув, проговорил он.

– Не мешай, Арий, нечего мне больше делать здесь.

Он и не подумал мешать, отошёл в сторону, пропуская меня.