Наконец, собираю слова в кучу:

– Наверное, если уж и вступать, то в следующем году. Это разумно, ибо опыта наберусь. Ответственность, всё-таки. Ну и в целом понятней будет.

– Хорошо Матус, я буду ждать, – отзвучали обычные слова, но полные великой подспудной страсти.

В такие моменты ощущаю себя героем обороны, ибо пробуждённый внутри огонь бросается львом на хрупкую стенку самообладания. Глаза Вероники будто надеются, что она рухнет и мозг впопыхах находит тему для разговора:

– Помнишь, ты говорила, что расскажешь о семейных проблемах, – кивает и я дальше, – может сейчас?

– Это важно для тебя?

– Конечно, даже очень! – яро трясу головой я.

– Даже и не знаю… – на личико пала тень заботы. – Просто и сделать-то ничего не сделаешь.

– Вероника, расскажи, – вымолвил я со всем возможным участием. – Держать в себе такое нельзя, а когда выговоришься – уже легче. Ну и потом, если что, сможешь позвонить – без лишних пояснений получить поддержку.

– Хорошо, – Вероника в задумчивости сдвинула брови. – Мой отец, глава семейства Исинн, весьма влиятельный человек в Империи. Конечно, он любит меня, но есть обстоятельства, что вынуждают поступать жестко. Мы часто спорим и, хотя понимаю, что к чему, соглашаться я не буду. Папа же думает, что я не знаю всей ситуации и просто вынуждает поступать "правильно".

Лицо Вероники затвердело под гнётом чувств, что вписывается в стиль кабинета ещё лучше. Я и восхищён, и терзаем душевной мукой сочувствия.

– Быстро удалось узнать всё о самых значимых лицах Симфонии, как на светлой стороне, так и противников, – вещает девушка дальше. – Тот же Сайфулла, отец нашего Сергея – мерзавец, наживавшийся на Бастионе. Это мне удалось вскрыть его деятельность, а потом анонимно сообщить в Администрацию.

– Постой! Он за решёткой благодаря тебе?! – удивление готово рваться наружу.

– Да, – делает глоток, – только не в камере, а на общественных работах. Двадцать лет ещё будет.

– Нифига себе! – выдал я, пребывая в диком удивлении. – Ну ты даёшь, а почему анонимно?!

– Если бы все узнали, то, во-первых, отец бы психовать стал, во-вторых, враги начали бы открытое противостояние. Пока никто даже близко не понял, как удалось раскрыть Литяна.

Я ложу в рот кусочек печенья, а потом глоток кофе. Вероника посмотрела с туманным взором и продолжает, под блеск сапфиров в ушах:

– Есть ещё пара ключевых моментов, но об этом потом – не могу пока рассказать. В общем, папа любит и беспокоится, но под властью обстоятельств. Я тоже его люблю и тоже веду тайную деятельность. Поговорить на чистоту не выйдет – отправит куда-нибудь в глушь, где и электричества нет… Так и живём.

– Да-а, – протянул я ошеломлённо, – ситуация тяжелая, но поверь, раз уж любите друг друга – всё наладится. Я помогу, чем смогу.

– Спасибо, Матус. Ты первый, кто слышит это и действительно, на душе полегчало. Я твоя должница.

– Ой, нет-нет, – махаю руками, – никаких долгов.

Вместе смеёмся, а кофе незаметно исчезает в чашках, и Вероника наливает ещё. Печенье тоже быстро теряет в количестве, но в запасах оказывается ещё и ещё. Я начал рассказ о жизни в деревне, щедро приправляя образ Тохи нежностью и светом, там живут бабушки и дедушки, один прадед и аж две прабабки. Девушка слушает с большим интересом и распахнутыми глазами, фиалк уже не обжигает, а горит спокойным и прохладным огнём.

Пошла вибрация от телефона – звонят с класса:

– Матус, мы всё на сегодня. Зайдёшь, глянешь?

– Ага, чуть позже, удачного пути и спасибо. Завтра увидимся, – ответил я и перевёл взгляд на председателя. – Хочешь пойти посмотреть, что уже сделано?