Вот и сейчас, зная, что всё возможно, он много времени уделял развитию этих навыков. А чем ещё заниматься зимой? Не лежать же постоянно в берлоге под боком мамаши. Лес Санька очень любил и когда-то хорошо знал его, вот и «вспоминал», то, что «затёрла» водка.

Ночь тяжёлой чёрной ватой тумана навалилась на лагерь разбойников и запахи проступили чётче. Чем-то позвякивали дозорные у костра. Их было трое. Санька скинул с себя рубаху и завернул в неё лук с натянутой тетивой, стрелы и, оставшись нагишом, встал на четвереньки.

Он редко прибегал к такому способу перемещения. На ногах бегалось легко, но подкрадывался к добычи он ползком или, как паук, на четырёх точках, не касаясь земли животом. Как-то он сопровождал на охоте бывших спецназовцев, и один показал, как они ползают, когда на животе разгрузка с боекомплектом.

Санёк, когда ещё учился ползать, попробовал научиться ползать, как спецназ и научился. Времени у него было предостаточно, а еды хоть заешься.

Во сейчас он и полз по-паучьи, ловко перебирая конечностями. Санька представил себя со стороны и злорадно ухмыльнулся. «Я вам устрою последний день апокалипсиса», – подумал он.

Он выскочил на освещённую костром поляну как раз тогда, когда один из охранников решил немного размяться и встал со скрученной в подушку овчины.

Санька, отталкиваясь и руками, и ногами, вспрыгнул казаку на грудь, левой рукой схватил за затылок, а когтем большого пальца правой руки вскрыл сонную артерию. Тут же оттолкнувшись от падающего навзничь тела вцепился, Санька упал на землю и оттолкнувшись от неё вспрыгнул на спину другого, сидящего у костра воина и рванул его шею обеими руками.

Третий казак, увидев, как у сидящего напротив него напарника вдруг из шеи забили фонтаны крови, онемел. Из его рта вместе с табачным дымом выходил не крик, а сип. Он не видел, кто напал на товарища. Видел только его округлившиеся от ужаса и боли глаза.

Санька по-паучьи скользнул вокруг костра и оказался за спиной третьего охранника, когда тот опомнился вскочил на ноги и заорав развернулся. Он смог увидеть лишь нечто маленькое, метнувшееся к нему с вытянутыми вперёд когтистыми руками и, потеряв сознание от страха, упал на спину. Это его и спасло от Санькиных когтей.

Санька пролетел мимо упавшего тела и понёсся дальше, не останавливаясь и теряясь в зарослях травы.

Лагерь проснулся.

Атаман, лежавший не далеко от пленников, встрепенулся и приподнялся с овчины. Часть казаков лежали в кругу костра ногами к огню, часть – ближе к реке в чёлнах, некоторые рядом на песочке.

Мокша и Лёкса спали в своём чёлне и атаман, проверив наличие пленников, поспешил к кострищу.

– Что такое?! Что за гам?! – Грозно начал он, но увидев два тела, лежащие в лужах собственной крови, обвёл казаков взглядом. – Кто?!

Он подошёл к каждому и осмотрел раны. Оба тела лежали на спинах. Кровь всё ещё пульсировала.

– Когти, атаман, – сказал кто-то. – Это зверь.

– Сам вижу! – Буркнул атаман. – А что с Лукашкой? Цел навроде… Переверните.

Казаки тронули «тело» Лукашки, но тело вдруг застонало, широко открыло глаза, привстало и перекрестилось.

– Свят, свят, свят, – едва не в голос ревя, проговорил Лукашка. – Святая матерь Божья спаси и сохрани от нечистого.

– Что несёшь, казак? Что за ворог напал?!

– Чёрт! Чёрт! – Выкрикнул испуганный казак. – Истинным богом клянусь! Чёрт! Мохнатый и с хвостом…

Казак снова завыл. Атаман сгоряча перетянул того ногайкой и Лукашка заорал благим матом поминая всех святых.

Долго ничего путного и связного от вырвавшегося из когтей беса Лукашки добиться не удавалось, но в конце концов поняли и решили, что на казаков напала росомаха. То подтвердили и Мокша с Лёксой, тоже проснувшиеся и участвовавшие в опросе потерпевшего.