И даже если существует какое-то лекарство, – вдруг подумал Эолейр, – разве я имею право забрать у нее это? – Мысль показалась Эолейру шокирующей, словно ему в лицо плеснули холодной водой. – Она счастлива – впервые с того момента, как ее отец отправился на войну, навстречу смерти. Она ест, спит, говорит со мной и с другими… пусть по большей части ее слова – полнейшая чепуха. Станет ли ей лучше, если она придет в себя и вернется в наше ужасное время?

Конечно, ответа не существовало. Эолейр сделал глубокий вдох, стараясь побороть усталость, которая наваливалась на него, когда он находился рядом с Мегвин. Он встал, подошел к куче таявшего снега, вымыл свою миску и вернулся к дереву, где сидела Мегвин, глядя через покрытые серым снегом поля в сторону рыжего западного солнца.

– Я собираюсь поговорить с Джирики, – сказал Эолейр. – С вами все будет в порядке?

Она кивнула, и по ее губам пробежала быстрая улыбка:

– Конечно, граф Эолейр.

Он склонил голову и покинул Мегвин.

Ситхи сидели на земле вокруг костра Ликимейи. Эолейр остановился на некотором расстоянии, восхищаясь диковинным зрелищем, которое предстало его глазам. Хотя возле костра расположилась почти дюжина ситхи, все молчали: лишь обменивались взглядами, словно вели безмолвную беседу. Уже не в первый раз граф Над-Муллаха почувствовал, как от суеверного удивления шевелятся волосы у него на затылке. Какие же странные у них союзники!

Ликимейя все еще оставалась в маске из пепла. Вчера сильные дожди обрушились на их армию, из чего граф сделал вывод, что она рисовала маску каждый день. Напротив нее сидела высокая женщина ситхи с узким лицом, тонкая, точно посох священника, с бледно-голубыми волосами, собранными на макушке наподобие птичьего гнезда. Если бы Джирики не сказал ему, он бы никогда не догадался, что эта суровая женщина по имени Зиньяда старше Ликимейи.

Кроме того, у огня сидели рыжеволосый дядя Джирики – Кендрайа’аро, одетый во все зеленое, и Чека’исо, прозванный Янтарные Локоны, чьи лохматые волосы и на удивление открытое лицо – Эолейр даже видел, как он улыбался и смеялся, – делали его похожим на человека. По другую сторону от Джирики устроился Йизаши, его длинное серое копье из ведьминого дерева украшала золотая лента, и Каройи, который был самым высоким во всем отряде ситхи и эрнистирийцев, такой бледный и холодный, что из-за своих черных волос он вполне мог сойти за норна. Были и другие, три женщины и двое мужчин, которых Эолейр видел прежде, но чьих имен не знал.

Некоторое время он стоял, испытывая смущение, не зная, уйти или остаться. Наконец Джирики поднял голову.

– Граф Эолейр, – сказал он. – Мы размышляем о Наглимунде.

Эолейр кивнул и поклонился Ликимейе, которая слегка опустила подбородок. Никто из остальных ситхи не обратил на него особого внимания, одарив лишь короткими взглядами кошачьих глаз.

– Да, мы скоро там будем, – сказал Эолейр.

– Через несколько дней, – подтвердил Джирики. – Мы, зида’я, не привыкли атаковать замок, который занимает противник, – нам не приходилось этого делать с печальных времен Вениха До’сэ. Среди ваших людей есть такие, кто хорошо знаком с твердыней Джошуа или обладает знаниями о подобных битвах? У нас много вопросов.

– Осадная война?.. – с сомнением спросил Эолейр. Он полагал, что пугающе компетентные ситхи будут к ней готовы. – Среди моих людей есть несколько солдат, которые в качестве наемников воевали на Южных островах и участвовали в войне Озер. В Эрнистире царил мир в течение жизни нескольких поколений. Что до Наглимунда… думаю, я знаю его лучше всех ныне живущих эрнистирийцев. Я провел там много времени.