Вечером на чай заглянул Илья и осведомился, как прошла встреча с лишаком.

– Он тебя не обижал, Поли? – хмурил брови ее заботливый парень. – Ты выглядишь будто расстроенной.

Полина заверила его, что все хорошо, пациент по отношению к ней не агрессивный, хоть и сложный. И Илья успокоился.

– Пока лишь могу сказать, что воспоминания о родителях у него тяжелые, – Полина пригубила кружку с остывшим жасминовым чаем.

– Погибли?

– Вряд ли, – задумалась на миг девушка, – скорее предали его доверие. Но у него был прадед, который заменил мать и отца. Возможно получится расспросить о нем позже.
Илья обхватил ее ладони своими:

– Помни, ты всегда можешь отказаться. Пусть твой патрон им занимается.

Девушка мотнула головой.

– Я еще раз попробую.

Полина сама плохо понимала себя. Ведь от тяжелых пациентов она всегда отказывалась. А сейчас проявляет упорство. Или причина тому, что в Крассбурге она понимала: откажись от кого, их вылечат мэтры, которые намного ее превосходят в опыте. Здесь же, даже Антон Серафимович сам не раз говорил, что она сильнее его. Если она не сможет, то патрону это тем более не удастся. Можно конечно не лечить пациента, а лишь задавать вопросы, фиксировать ответы. Но подобная ложь, не достойная профессионала, претила девушке.

***

На следующей душевной процедуре Полина решила оставить вопросы о семье, и задать те, на которых так сильно настаивал начальник по вэй-безопасности училища.

– Сегодня вопросы по политикусу из свитка. Если не хотите отвечать, не отвечайте.

«Все равно я увижу реакцию", – мысленно продолжила она.

– Каково ваше отношение к Лароссии?

– Раз я как дурак привез сюда эти шуйские документы и предупредил о шпионе, вы как думаете?

– А к Панокии?

– Не доверяю.

– К Чивани?

– Не доверяю. Можете не перечислять мне все государства на Хорне. Ответ будет тот же.

– Ну и к Шуе?

– Если бы мог, то стер бы с лица земли их золотой город.

– Спасибо. Мне говорили, что вы были в плену, – Полина боялась поднимать эту тему, и не зря. – Расскажите, что вам пришлось пережить?

Снова шквал мрачных эмоций захлестнул пациента, а заодно и ее. Можно не сомневаться, этот человек действительно в прошлом находился в плену. Иначе откуда такая ненависть, горечь и злоба.

– Можете рассказать хоть что-то? Станет легче, обещаю, – непроизвольно вырвалась фраза, которая обычно с другими срабатывала. Но, как оказалось, не с Раневым.

– С чего вы взяли, что мне тяжело? – он поморщился и ощетинился. – Я к вам не жаловаться пришел, душеспас. И лезть ко мне в душу не просил! Оставьте свою жалость при себе или подарите смазливым курсантам! – последнее предложение пациент уже прорычал.

Полина поглядела в окно. С чего она взяла, что сможет справиться? Ведь знала же, что это невероятно тяжелый случай. Неожиданно на глаза навернулись слезы, которые девушка постаралась скрыть, подойдя к подоконнику. Ужасно зачесался нос.

– Только не ревите, – уже более миролюбиво произнес брюнет. И Полина обернулась и вдруг поймала светлый всполох во тьме карты – жалость. А потом на черном фоне эмокарты пробился росток симпатии, который медленно приобретал пурпурные оттенки – легкое влечение.

– Вы наобещали руководству доставлять сведения, да? А я терпеть не могу ковыряться в застарелых ранах, теша чужое любопытство, – он замолчал на какое-то время, рассматривая девушку на вид совершенно бесстрастно.

– Но, так и быть, постараюсь, – закончил, наконец, он фразу.

А потом заговорил. Через силу. Сухо и отрывисто.

– Я попал на остров. Одним из многих. Рабы им нужны были для каменоломен и обслуживания подземных военных вэйноцехов. Мне отчасти повезло. Я стал игрушкой для сына генерала Су Хазимо. Его отпрыск оттачивал на мне свои навыки боя на скипе, стрелометах, саблях. Если я не подчинялся, меня наказывали.