И можете послать меня к чертям собачьим, если я не прав…

Он ничего не заметил или сделал вид, что не заметил. Она сама виновато склонила голову и сказала:

– Простите, но вышло так, что я зашла в ту комнату. Так получилось.

Старик беспокойно вскинул голову.

– Ну и что же, милочка? Разве это запрещено? Или вас там что-нибудь напугало?

Старик напрягся и задержал дыхание.

– Что вы, конечно, нет! – сказала Жанна. – Джерри забежал туда, я просто пошла за ним, задержалась на минуту и вышла.

– Ах, Джерри! – воскликнул старик и вопросительно посмотрел на собаку. Та отвернулась и молча ушла в другую комнату. – Ах, Джерри! – повторил старик. – И какую же пластинку он поставил?

– «Блоху» Шаляпина, – сказала Жанна и осеклась.

– Да, это его любимая запись, – произнес старик, поглаживая подбородок. – С ним ничего не случилось? Впрочем…

Он покружил по комнате от окна к двери, словно напряженно пытаясь вспомнить что-то, шевеля у лица длинными пальцами, и, приблизившись почти вплотную к Жанне, вдруг зашептал:

– Умоляю вас, никому ни слова. У меня могут отнять его, я не позволю, я не переживу этого. Обещайте мне, что никому…

– Что с вами? – Жанна дотронулась до его руки. – Успокойтесь, пожалуйста, я пообещаю вам, что угодно, только не волнуйтесь. Не надо. Ну, пожалуйста. Я ничего не знаю, я никому не скажу, только успокойтесь.

– Да-да, конечно, – засуетился старик, – пойдемте, я вам все объясню. Джерри, где ты? Иди сюда, надо все рассказать. Я ей верю, она не предаст, она его любит, я вижу – она его любит. Джерри, где ты?!

Он крепко сжал руку Жанны и потянул за собой к двери с бронзовой ручкой. Ей стало не по себе.

– Может, не надо? – неуверенно говорила она. – Я ничего не хочу знать. Так будет лучше, не надо.

Старик, не слушая ее, распахнул тяжелую дверь, чуть ли не силой усадил Жанну в кресло и наклонился над ней.

– Вот. В этой комнате жили мои родители. Они умерли, навсегда умерли, везде умерли. Вот это мой отец, – он протянул руку к фотографии поручика. – Он очень похож на моего сына, вы не находите? – И, не дождавшись ответа, продолжил: – Да, сын даже отрастил эти старомодные усы, я знаю, над ним подсмеивались, но он никогда не терял живой связи с дедом, никогда! Даже когда мой отец умер. Здесь все осталось так, как было при его жизни. Он воевал в первую мировую, дослужился до штабс-капитана, потом революция, война, разруха, он чуть не уехал в эмиграцию, но остался. Все его друзья погибли. Они думали, что умирают с честью, а он живет в позоре, но получилось наоборот: это он избрал более трудный путь, он, а не они. Вы понимаете, мой отец сделал выбор. Это очень важно – сделать нужный выбор в нужное время. И не ошибиться! Главное – не ошибиться!

– Я понимаю, – сказала Жанна, – я все хорошо понимаю, вы сядьте, успокойтесь, и я вас выслушаю. Вам нельзя волноваться.

– Да, так о чем я? – задумался старик, отходя к окну. – Джерри, где же он? Ушел, наверняка ушел.

– Он не мог уйти, – возразила Жанна. – Входная дверь закрыта.

– О, при чем здесь дверь? Он не может найти только дверь, ведущую к его родине, а все остальные для него открыты настежь. Он, как сквозняк, гуляет по Вселенной. Как сквозняк.

И старик замахал руками, изображая ветер.

– Я принесу вам лекарство, – сказала Жанна.

– Не надо! Я не болен, – старик стоял к ней спиной, вцепившись побелевшими пальцами в подоконник. – Мне шестьдесят три, несправедливо, что я пережил всех, я живу назло самому себе. Я много раз был на краю гибели, – при этих словах он распахнул окно и свесился с подоконника, – вот как на этом окне, одно неверное движение и – смерть.