Библиотека интриговала формой псевдо-лабиринта – когда схема расположения стеллажей производила поначалу впечатление сложной и запутанной, но вскоре оказывалось, что на деле, какой проход ни выбирай, рано или поздно придёшь к центру. Мягкое и тёплое медовое сияние расположенных по всему потолку светильников создавало ощущение домашнего уюта и комфорта. Сюда принимали только уникальные экземпляры книг, и можно было не сомневаться, какую ни возьмёшь – другой такой не найти. Больше десяти тысяч книг уже находились здесь, созданные самой библиотекой, когда Мара сняла печать, распахнула двери и вошла, пользуясь привилегией директора исследовать всё первой. Ко всеобщему изумлению, они не оказались ни пустыми, ни одинаковыми, но каждая рассказывала об истории этого мира или других миров – с тем внутренним пламенем в каждой строке, что получается, лишь если соединить ярчайший жизненный опыт и блистательный писательский дар. Их писали очевидцы – воплощая реальные, не вымышленные, боль и восторг, любовь и отчаяние, подлость и героизм. Строки кричали, звенели, стонали. Погружаясь в мелодию их песен – у каждой неповторимая и незабываемая, – не один десяток читателей потеряли счёт времени и утратили связь с пространством вокруг вплоть до того момента, как доберутся до последней страницы.

– Я не помешаю? – Фрид подошёл к Вану со спины.

– Нет, конечно, – оборачиваясь, замотал головой юноша.

Он отложил "Трактат о смещении оси мира после Великого Катаклизма" – ха, можно подумать, кому-то известна правда об этом инциденте, – улыбнулся. Фрид был для него кем-то вроде всегда добродушного, надёжного и мудрого дядюшки, всегда помогающего советом, умеющего и успокоить, и подбодрить, и отчитать за ошибку так, чтобы не отбить желание пробовать дальше. Друг семьи есть друг семьи, пусть сам Фрид и задавался порой недоуменным вопросом, как так вообще получилось. Он не сближался с ними так уж усердно, хотя после того неудавшегося бунта они поневоле стали друг другу не чужими. Фрид сам не заметил, как они доверились ему. Может быть, потому что он и Сабра как лучше всего знакомые Тане и Ли среди Хранителей не вызывали такого трепета. Или только от них не ожидали подвоха. Как бы то ни было, Фрид не просил их прекратить, немного даже отогреваясь их щедрым теплом. Сам-то он так и остался без семьи, даже от Иммы отдалился.

– Потрясающе, что вы занялись чем-то настолько огромным и важным, – сказал Ван, смотря Хранителю прямо в глаза. – В старом мире о подобном и не мечтали. Сколько же лет мы упустили, пока замечательная мысль не посетила вашу гениальную голову!

Воодушевление Вана передалось холодному и сдержанному, как те самые самоцветы, что создавал его дар, Фриду. Такой естественный и активный отклик не мог не тронуть до глубины души. Со стороны кто-то принял бы эмоции Вана за лесть, но он действительно всего-навсего прикипел к Академии за прошедшие несколько дней. Да, быстро, но иногда и между людьми склонность возникает с одного касания и фразы.

– Тебе, я вижу, всё нравится, – констатировал Фрид, одаривая Вана ласковым взором. – Как насчёт совместного занятия?

Конечно, он пришёл в Академию не играть роль наставника, но, раз уж пришлось здесь задержаться – почему бы и нет. Да и, в конце концов, он ведь основатель, и будет странно, если так и останется в стороне.

– Вы уделите мне столько времени? Конечно, я пойду! – зрачки Вана расширились, он едва в ладоши не хлопнул, едва сдержавшись: несолидно.

Не прошло и десяти минут, как Ван уже разводил краски на палитре. Одним взмахом кисточки он запустил в воздух толстых жёлтых пчёл. Довольно жужжа, они разлетелись по всему тренировочному залу. Самые настоящие насекомые, проживут как все остальные пчёлы, нужно будет их выпустить, чтобы нашли себе пищу, и поскорее, а то как бы их не надумал какой умник потравить.