».

Логотип, весом не меньше тонны, а то и двух, обрушился прямо на сидевшего рядом с Китом бургомистра столицы Дезерет, города Диса, и прихлопнул продажного чиновника, как мухобойка муху. А Кита будто ухватила за шкирку рука сказочного великана и легко, как кутенка, вышвырнула в окно.

Несказанное, невыразимое свое везение Кит осознал, придя в чувство после двадцати секунд полного беспамятства. Взрывной волной его отбросило далеко на прилегающие к административным зданиям пышные газоны, ухоженная зелень которых смягчила падение. Облепленный комьями земли, розовым гравием, выкорчеванной с корнями травой, изрезанный осколками стекла, в тлеющей одежде, с кровью, сочащейся из ноздрей, рта и ушей, он был жив.

Из оконного провала, откуда его выбросило, тем временем уже повалил черный едкий дым, вырывались столпы искр и облака серого, очень мелкого, пепла. Истошно, на одной пронзительной звенящей ноте, кричала женщина. Все было прескверно, но сделалось еще хуже, когда раздался тревожный, разрывающий барабанные перепонки, вой сирен. Небеса, добела раскаленные тремя солнцами Дезерет, заполонил рокот стремительно прибывающих имперских боевых колесниц с золотыми крестами на черных подбрюшьях. Немедленно началась безостановочная пальба, причем в дыму и копоти разобрать, кто, в кого, почему и откуда стреляет, представлялось невозможным. Кристальным ясным в тот момент было лишь одно: если он сию секунду не уберется отсюда, то погибнет под перекрестным огнем, задохнется в дыму или будет раздавлен обломками горящего здания.

Мучительным усилием перевернувшись на живот, он пополз, вдавливаясь в горячую, податливую, липкую, как пластилин, землю. Прямо над головой свистели выстрелы. Кровь сочилась изо рта, текла из ноздрей и, кажется, из ушей, но боли он не чувствовал. Бренное тело, охваченное нелепой, страстной, всепоглощающей жаждой жизни, сделалось расчетливым, собранным и вкрадчивым самым крошечным мускулом, самой крохотной жилкой. Чувства предусмотрительно погрузились в анабиоз, но мозг продолжал хладнокровно фиксировать и оценивать происходящее.

Катастрофа оказалась куда масштабней, чем показалось ему в первые мгновения. Эпицентр взрыва пришелся на цеха. Больше никаких цехов не существовало, а на месте их красовался кратер, полный до краев кипящего металла, где, подобно костям в курином бульоне, плавали перекореженные трубы. Дружно занялись склады готовой продукции. Горели светлые, стерильные, оснащенные по последнему слову науки лаборатории, которые он вместе с бургомистром Диса и начальником заводского комплекса осматривал сорок минут тому назад.

Самым трагическим образом дела обстояли в главном административном здании, новеньком, с иголочки, отстроенном в прошлом году из пепла и руин после эпической резни, затеянной в столице приспешниками низвергнутого губернатора Сэйнта и последующей бомбардировки города войсками Империи. Тайное становилось явным буквально на глазах. Именно, оснащенное сверхсовременным конференц-залом, мраморными вестибюлями и мозаичными панно, восьмиэтажное здание явно строилось впопыхах, на скорую руку, с тяжкими нарушениями всех возможных норм, включая, по-видимости, преступные хищения в особо крупных размерах. Вот почему буквально во мгновение ока здание все занялось и полыхало погребальной свечой.

Ужасно. И все же, стократ ужасней было другое. Чудом выбравшиеся из огненного ада люди, полыхая, как факелы, выбегали на улицу в поисках спасения, попадали под шквальный огонь, и падали, падали, падали…

Киту довелось повидать в жизни немало страшного. Куда больше, чем можно ожидать от человека его благородного происхождения и высочайшего общественного положения, аристократа в двадцатом колене, наследника одной из богатейших семей Империи. Всякое случалось, особенно в пору заносчивой юности. Доводилось встревать в серьезные потасовки, а то и с поножовщиной. Были сломанные ребра, свои и чужие, выбитые зубы, свернутые набекрень челюсти. Видел он вещи и стократ серьезней. Трупы незадачливых самоубийц, что покончили с постылой жизнью, выбросившись из окон Копилки. Мозги своего отца, размазанные тонким слоем, как паштет, по стенам, потолку и полу кабинета, где Кеннет Ланкастер выстрелил себе в голову…