– Почему мне не доложили сразу же?

– Не хотелось дергать тебя. Да и пресса могла пронюхать и устроить большую сенсацию как раз в разгар твоей предвыборной кампании.

– К чертям прессу! К чертям кампанию!

– Да и лендлорд до поры до времени считал, что сможет уладить дело самостоятельно.

Резко развернувшись, Гордон с размаху больно ударился бедром о край стола и взвыл.

– Нет! Нет! Со мной не пройдут эти фокусы! Я спокоен и благ, мое сознание полно света, яркого, ослепительного, белого света! Ну, продолжай.

Глава администрации губернатора слегка поперхнулся, но возобновил свой безрадостный рассказ. Взбудораженные зверскими убийствами детей и расследованием, застрявшем в тупике, крестьяне схватились за вилы и отправились искать виноватых. Закончилось поиски трагически. Под горячую руку схватили пытавшегося унять кавардак деревенского старосту и вздернули. Лендлорд самым суровым образом наказал зачинщиков и вершителей самосуда, но помогло это не слишком. Недовольство росло, подогреваемое суеверными слухами.

– Даже не хочу пересказывать тебе эти бредни, Гордон, – пробормотал Бенцони.

– Нет уж, давай выкладывай.

Бенцони замялся.

– Об этом нет упоминаний в официальных бумагах, но поговаривают, будто убийства эти – ритуальные.

Симпатичная физиономия губернатора пошла рдяными пятнами. В самом деле, в самом начале губернаторства Гордону для счастья недоставало лишь зловещих ритуальных убийств.

– Вот те раз. Как так – ритуальные?

– Ну… темные крестьяне болтают, будто детишек похищают и убивают ведьмы для своих сатанинских шабашей, которые устраивают в Топях.

– Ведьмы?

– Ведьмы.

– Шабаши?

– Да.

– Топи?!

– Да. Именно. Шабаши, на которые ведьмы регулярно собираются в Топях. Более того, суеверные крестьяне выразили мнение, что власти находятся в курсе их сборищ и по непостижимым причинам поддерживают сие богомерзкое явление.

Обычно весьма красноречивый, Гордон не нашелся, что и ответить. Ведьмы. Шабаши. Болота! Однако десять изувеченных детских трупов и еще двое ребятишек, пока числившихся пропавшими без вести, были суровой реальностью. Он сел, сложив пальцы домиком, и, как учил Чамберс, попытался сосредоточиться на сосредоточенном и блаженном созерцании внутреннего «я». Увы. В данном случае это не работало.

– Черти знает что! – выкрикнул губернатор в сердцах.

– Да, – не стал спорить Бенцони.

– Почему ведьмы? Почему не верфольвы? Или не вампиры? Почему не серийный маньяк-убийца, которым может оказаться любой из тех милых, дружелюбных крестьян! Нет, серьезно! Помнишь бочки с солониной?

– Помню, – ответил Бенцони печально.

И верно, хоть почти три года минуло с тех пор, деревянные бочки, опоясанные железными обручами, полные розового, сочного мяса, буквально стояли у него перед глазами.

– То-то! Вот и я помню! Уж лучше бы не помнил! Лучше бы я страдал провалами в памяти и амнезией. Что там происходит на самом деле? Какая-то провокация?

– Нет. Не думаю. Мы учитываем и этот вариант. Но эти олухи деревенские взбудоражены и настроены агрессивно. Едва ли в наши планы входит вооруженный мятеж. Особенно в самом начале твоего губернаторства.

Бенцони был на пятнадцать лет старше Гордона и на целую вечность опытней в том, что касалось подковерных интриг и бюрократических склок, и сейчас Гордон понял, что его одергивают, мягко, но решительно. Не настолько еще высоко губернатор взлетел, чтобы перечить лендлордам и отказываться решать их проблемы. Когда-нибудь, возможно. Не сейчас.

– Что от меня требуется?

– Будет неплохо, если ты туда съездишь, успокоишь людей, отберешь у них факелы, вилы и ружья, развеешь абсурдные слухи, заверишь, что власти делают все возможное, и ты сам возьмешь дело под личный контроль.