2.

В понедельник, 8 января 512 года Дэниэл впервые прибыл в Копилку в своем новом статусе президента Корпорации. Хотя он приехал в восемь утра, до своего кабинета добрался лишь четыре часа спустя. Предварительно ему пришлось пообщаться с сотнями репортеров, которые караулили его у входа в Копилку, невзирая на лютые морозы. Непонятно, отчего их не пустили в теплый вестибюль. Глядя на их посиневшие физиономии, Дэниэл даже испытал к акулам пера нечто вроде жалости. В конце концов, он сам полтора года работал репортером в газете «Вестник Республики». Пока редакцию не взорвали полоумные луизитанские адепты Культа Короля.

Поболтав с репортерами о финансах и политике, и попозировав перед футур-камерами с винтовкой и в новой, очень модной, шляпе, в сопровождении своих пятидесяти злющих охранников, Дэниэл направился к лифтам, и через пять минут уже входил в штаб-квартиру Корпорации. Еще через пять минут он выступил перед восьмью сотнями подавленных сотрудников головного офиса «Ланкастер Индастриз», зачитав речь, в которой декларировалось, что, невзирая на смену руководства и политического режима, Корпорация продолжит процветать и развиваться. Потом он отправился на заседание совета директоров. Потом – на внеочередное заседание правления Ланкастеровского Делового Центра. После чего уже отправился к старику Мерфи.

В обычной ситуации Мерфи бы первым делом поставил новоиспеченного президента навытяжку и задал бы этому сопляку первостатейную трепку за прошлые, а равно и будущие прегрешения – авансом, так сказать. Но сейчас председатель совета директоров был слишком счастлив для нотаций и нравоучений. С шести утра каждые десять минут он получал триумфальные сводки о продажах Девятьсот Двадцатых. В полдень Мерфи поразил адъютантов неслыханной просьбой – откупорить бутылку лучшего шампанского. К тому времени, как Дэниэл зашел, старик неспешно допивал всего второй бокал, но, кажется, находился слегка навеселе. Да и много ли требовалось его немощному, иссохшему, опутанному трубками и напичканному сильнодействующими медикаментами телу, прикованному к инвалидной коляске. Наверное, именно вследствие своего чрезмерно приподнятого настроения старик целый день сегодня старательно избегал появлений на публике.

– Добрый день, мистер Ланкастер. Как ваши дела.

– Неплохо, – откликнулся Дэниэл наигранно бодро. Он еще даже не приступил к своим непосредственным обязанностям, а уже вымотался до полусмерти. К губам приклеилась дурацкая улыбочка, а галстук душил, как удавка. – А ваши.

Дряхлый упырь улыбнулся столь светлой, мечтательной улыбкой, будто бы только напился свежей младенческой крови.

– Превосходно. В жизни не чувствовал себя лучше. Сказать, что наши Девятьсот Двадцатые расходятся, как горячие пирожки – значит, не сказать ничего. Впервые в жизни признаю, что ваш брат полностью заслужил носить свое надменное, высокомерное лицо.

Старик не шутил. Перед тем, как отправиться на работу, Дэниэл успел посмотреть выпуск новостей. Ажиотаж вокруг Девятьсот Двадцатых поднялся беспрецедентный. Около фирменных магазинов Корпорации собирались многотысячные толпы, и уже поступали сведения о сотнях пострадавших и десятках погибших в давке. Это потребительское безумие творилось повсюду, в столице и провинциях, в маленьких городках и крупнейших мегаполисах. Кое-где продажи привели к настоящим беспорядкам, и унимать покупателей пришлось отрядам Гражданской Милиции при помощи водометов и плазмошокеров. Впрочем, жертвы лишь поспособствовали грандиозному скачку и без того феерических продаж Девятьсот Двадцатых.