Ей почудилось, что они, в самом деле, летят. Летят над сонным городом, над рекой, в которой прячутся русалки. Летят над разъединяющим их прошлым и объединяющим настоящим. Летят из сегодня в завтра, чтобы расстаться навсегда. Но именно этого расставания страшится она, потому что оно похоже на падение в бездну. Значит, надо остановиться…

Лариса силится открыть глаза. Не может. Веки отяжелели.

– Неужели, я сплю? – думает она. Голос Петра Аркадьевича помогает ей вернуться в сегодня, в сейчас, в предрассветную туманность пробуждения природы.

– Лара… Лариса… Васильевна, дайте мне слово, что в августе, в пору звездопада вы будете приезжать сюда, чтобы совершать полеты над сонным городом. Я не смею просить вас о большем… Не смею…

Она с трудом открывает глаза. Рядом никого нет. Лариса не двигается. Она знает, что Петра Аркадьевича на судне нет. Его здесь вообще не было. Ей все это пригрезилось… Столько лет прошло. Она вновь закрыла глаза. Вспомнила, как ей было сладостно и печально тогда, а теперь мучительно больно думать о том удивительном путешествии. Лариса поняла, что все эти годы она не забывала о нем. Оно возникало в ее памяти, а вместе с ним проникал в сознание голос Петра Аркадьевича, читающего стихи. Всегда только эти стихи. Почему именно эти стихи?

Лариса поднялась. Несколько минут постояла у борта, посмотрела на непрозрачную изумрудную воду, послала воздушный поцелуй невидимым русалкам, пошла к выходу. Возле сходен кто-то преградил ей дорогу. Лариса медленно подняла голову. Прижала ладонь к губам. Выдохнула:

– Вы?

– Доброе утро, Лаура, – склонив голову, сказал Петр Аркадьевич. – Рад видеть вас, Лара, Лариса… Васильевна. Я знал, что когда-нибудь скажу вам эти слова, а вы смутитесь, покраснеете, как тогда, в нашем прошлом.

– Как в прошлом, – улыбнулась она.

И сразу все объяснилось: и перехватившая дыхание радость, и застилающие глаза слезы, и порыв ветра, сорвавший шляпку с ее запрокинутой головы…

Смешной человечек в крошечных деревянных башмачках семенил по дорожке, напевая:

Человечек остановился. Рассмеялся звонко, беззаботно, представился:

– Я – минутка. Потерянная, потерявшаяся, сбежавшая минутка. Никому невдомек, что я стану часом, когда добегу до горизонта. Кто-то усмехнется, можно ли добежать до горизонта? Да, если заметить место, где заканчивается земля и начинается небо, за которым небыль… Или там, за горизонтом, все же, быль?

Человечек хитро улыбнулся, огляделся по сторонам и зашагал вперед, напевая свою песенку про башмачника по имени Время.

Дойдя до известной лишь ему одному точки, человечек подбоченился, преобразился, сбросил свои маленькие деревянные башмаки, спрятал их за пазуху. Посмотрел на небо, проговорил нараспев: – Ну вот, я и достиг заветного горизонта. Теперь я – час. Сбежавший из жизни час! – он обернулся, подмигнул кому-то, спросил: – Может быть, я сбежал из вашей жизни? – усмехнулся. – Может быть… Но вы не станете оплакивать меня. Не станете до тех пор, пока я не превращусь в исчезнувший из вашей жизни месяц, год… Тогда, вы зальетесь горючими слезами. Вы приметесь ругать стремительное время, не думая о том, что… – человечек подбоченился и зашагал вперед, напевая: