И этими раскрытыми ладонями он вёл надо мной… надо всей мной, не касаясь, от шеи и до кончиков пяток, кажется, от меня не было видно, только ощущалось тепло, а у пяток – лёгкая щекотка, даже нога рефлекторно дёрнулась. Но… нет, он не коснулся меня при том даже кончиком пальца. Я растерянно смотрела то на его руки, то на лицо, то снова на руки, потому что… ну что за ерунда-то, что он вообще делает?

Врач завершил осмотр, или что там это было, стряхнул ладони над полом и поднялся со стула.

- Я сейчас вымою руки и вернусь, и мы продолжим.

Чего ещё продолжим? Я совершенно ничего не понимала. Экстрасенс какой-то хренов? Мы на кафедре, бывало, пока шла пара, смотрели телевизор с теми, кто свободен, и там по некоторым каналам показывали всякую ерунду про колдуний, современных ведьм и ещё что там бывает. Если честно, мне больше нравился другой канал, про расследование преступлений. Потому что там про жизнь, а это вот – про какую-то чушь несусветную.

Тем временем врач вернулся и сел на стул. Взял мою правую ладонь, прижал палец к запястью – ну хоть это понятно, пульс слушает. Много он так наслушает, интересно бы мне знать? Но смотрит внимательно своими тёмными глазами через круглые очки, и волосы у него тоже тёмные, и усы с бородкой.

- Итак, сударыня, вас привезли к нам вчера поздним вечером, у вас была разбита голова. Сказали – подобрали вас в Егорьевском переулке, вы лежали там без чувств, а перед тем вроде бы звали на помощь. Всё равно придут полицейские и будут расспрашивать вас, так что – соберитесь с силами и вспомните, что можете. Как вас зовут? Вы помните?

- Да, - кивнула я. – Ольга… Филиппова Ольга Дмитриевна.

- Отлично, - он взял с соседней кровати лист тонкой бумаги и начал писать на нём каким-то небольшим обгрызенным с одной стороны карандашом. – Ольга Дмитриевна, очень приятно. Я – доктор Зимин, Василий Васильевич, здешний целитель. Вы помните, как оказались в Егорьевском переулке?

- Нет, - растерянно сказала я. – Я даже не знаю, где это. Я была… совсем не там.

Я была на собеседовании на окраине Ново-Ленино, там отродясь не было никаких Егорьевских переулков.

- Возможно, на вас напали совсем не там, потому что на вас определённо напали. Когда вас нашли, то – без обуви, без пальто, без шляпы, и никакого ридикюля с вами тоже не было.

Это походило на правду – мне помнилось что-то подобное.

- Да, я припоминаю, что два человека разговаривали о вещах, видимо – о моих. Я думала, что это сон.

- К сожалению, нет. Где вы живёте? Кому дать знать о том, что вы у нас?

- Я живу в Юбилейном, - честно сказала я.

Но доктор Зимин нахмурился.

- Это где?

- Ну как, на левом берегу, от плотины прямо. До Мухиной, потом дальше. Любым транспортом.

- Боюсь, я вас не понимаю. Плотина? Да и остальные названия мне тоже ни о чём не говорят. Но я вижу, что вы правдивы, видимо, ваши слова – это последствия травмы головы. С кем вы живёте? С родителями? С мужем?

- Нет, я не замужем. Я живу с тётей, маминой сестрой. Мама… уехала. В другую страну. А отца своего я никогда не знала, только бабушку, его мать.

И ношу на шее её крестик, она мне его надела давным-давно, и велела не снимать никогда, даже если купаться. Сказала, что шнурок заговорённый, никогда не порвётся и не натрёт кожу, что бы ни случилось. Я и ношу. И сейчас он со мной – я проверила.

- Ваша одежда в сундуке под кроватью, - сказал врач. – Но я не могу отпустить вас, даже когда вы уже будете в силах, если вы не знаете, куда вам идти.

- Скажите, а… землетрясение вчера было? – спросила я, чтобы, ну, хоть что-то спросить.

Потому что всё звучало как-то очень нехорошо.