Сложится узел меж людей святых и не святых,
А после их деяний дерзостных разрушен град.
В порывах страсти и любви положат головы они.
У каждого своя судьба и выбор был,
У каждого – душа и разум чуткий,
Не помогло.
Любовно-личный пыл,
Вертел людьми и приближал конец их жуткий.
В погоне за надуманной мечтой,
Они теряли вечный облик свой,
Капля за каплей вечное – в – себе теряли,
Как не предаться тут печали?
Когда гармонию любви сменяет страсти ритм,
Стихии личные включаются и мчат,
Но совпадают ли они,
С тем, что желает человек, и чего хотят,
Рожденные им страсти?
Вот вопрос.
Судьба велит одно, а хочется другого,
И начинается: ни толка, ни покоя,
И мечется несчастный человек,
За жизнь, свои метанья принимая,
Запомни! То, что жизнь – такая,
Никто не виноват,
Сам человек спесивый – мерилом служит жизни торопливой.
Никто ему ни враг – он сам себе вершитель,
На том и топчется, который век подряд,
Меняя облик, но не духа склад,
Ибо не хочет знать последствий темный ход,
Когда спешит столь яростно вперед.
И лишь столетия, эоны лет спустя,
Страданьем и лишением горя,
Он обретает крохи чистоты души.
Ну что ж, читатель, если не остыл к героям,
Вослед за мною поспеши,
Вернуться в город, где страстей порок,
Уж вертит судеб человеческих клубок.
Отчаяние Нъерры
(в храме старейшин города Вернаввы)
Ньерра
– Я согласна!
Волхв (старейшина)
– Погоди, Дитя!
Ни приветствия, ни ласкового слова,
Прямо так с порога и готова,
Жизнь свою отдать служению волхвам?
Ньерра
– Да, Старейшина, готова. И отдам!
Волхв
– Я в поспешности такой читаю,
Страсть, которая роднит тебя скорей с людьми,
Но волхвам не подобает.
Не готова ты, уж извини.
Вижу, что страданием опалена,
А глаза решимостью горят,
Это говорит о том, что ты бежишь,
От себя, вопросов и преград.
Вижу след отчаянья и боли,
И растерянность,
Скажи, Нъерра, доколе,
Ты меня обманывать решила?
Ньерра
– О, Мудрейший, если я и поспешила,
То прости меня и знай, отсюда,
Мне не выйти больше к людям,
Здесь мой дом, мой храм.
Прошу, давай забудем,
И растерянность мою и боль —
Все это в прошлом.
Жизнь моя – для Храма.
Волхв
– Осторожно. Слишком много слов.
Иди пока в обитель,
Поживи среди послушниц, успокойся,
И дня через три я жду тебя обратно.
Ньерра
Вас благодарю, Мудрейший.
Волхв
– Ладно.
Страсть Урслалы
(в дворцовом саду царицы Рарры)
Урслала
– Я согласна!
Дорнвейл
– С чем согласны Вы, прекрасная Урслала?
Урслала
– Ах, простите, мне не подобало,
Так, с порога сразу и ответить – Да!
Но молчать я больше не могла,
Знаю, по обычаю, сначала,
Долго говорить должны мы как попало:
О природе, прелестях дороги,
О достоинствах народов и земель,
Но поверьте, ждать нет сил,
Когда в груди клокочет солнце,
И горит желанием постель.
Дорнвейл
– Вы меня смущаете, а я – воитель.
Урслала
– Я? Смущаю? Ах, простите!
Удивляюсь я себе сама,
Кто бы знал, что страсть – моя стихия,
Робость и застенчивость – подруги,
Бросили меня в тот самый час,
Как взаимным трепетом согласья,
Разум мой и сердце обручили нас.
Дорнвейл
– Где? Когда?
Урслала
– В душе.
Решимости полна,
Вашей стать.
Ведь я же влюблена,
И любима…, верно?
Мне сказала мама, что и Вы пылаете огнем,
Так давайте и сгорим вдвоем!
Нам чего стесняться – мы почти супруги,
Но смотрю, мои подруги,
Робость и застенчивость теперь,
Постучались обе в Вашу дверь?
Дорнвейл
– Что ответить?
Уважая Вас, царицу Рарру, все владенья,
Я не смею руки распускать,
Без верховного на то благословенья.
Урслала
– Распускать?
Не понимаю Вас, Дорнвейл!
Я вас оскорбила поведеньем?
Вы не любите меня? Успели разлюбить?
Что-нибудь ответьте!
Я такою смелой прежде не была,
Теперь жалею.
Уходите! Не хочу Вас видеть!
Дорнвейл
– Погодите, милое дитя!
К чему обиды?