– Честь твоя дворянская если и была, то вся осталась в комнате, куда ты проник с воровской целью.

– С воровской! – Вейсман деланно, как ему казалось, обидно рассмеялся. – И что у тебя, нищего, мог украсть я, сын богатого рода, властителя пяти алхимических заводов и дирижабельной линии? Да у меня запонки стоят дороже всего твоего жалкого имения!

– Тут ты прав, – согласно кивнул я. – Но знаешь, болезнь такая есть. Люди не могу не воровать. Пусть в кармане миллион, за рублем в чужой карман полезет.

– Что ты несешь, безумный?

– Клептомания называется.

– Клепто что? – он снова рассмеялся, еще более громко и совсем фальшиво.

– Думаешь, не докажу. Докажу. Еще как.

Лева задумался. Потом нагло усмехнулся:

– Доказывай! Позорься!

Ну ничего, улыбочку-то мы тебе сейчас поправим. Я пожал плечами:

– Ладно, не бери в голову, Лева. Извини за беспокойство.

Он прищурился, и прищур был победный – мол, уел баронишку, который посмел…

– Отдыхай. У меня еще дела. В город успеть надо, пока телеграф не закрылся.

– Тебе, нищему, что, есть, кому телеграфировать? – в этот вопрос он попытался слить весь сарказм и яд.

– Ну да. Твоему отцу, владетелю пяти заводов и дирижабельной линии.

– Зачем? – изумлённо воскликнул Лева.

– Выражу сожаление, что его сын лазит по чужим комнатам и ворует. Глава твоей семьи наверняка достойнейший член общества, и неправильно будет скрывать от него такой конфуз. Лучше сообщу я, чем потом сообщит полиция.

– Отец не поверит ничтожному нищему!

– Да? Ну, конечно, он поверит тебе. Если ты ему поклянешься. На фамильном клинке.

Вейсман аж задохнулся. Но тут же сник.

– Что, нет клинка? – сочувственно спросил я. – И где же он? Куда же он подевался?

– У тебя, нечестивец, – с ненавистью произнес Вейсман.

– Да ты что. И как он у меня оказался?.. И зачем тебе были нужны мои уши, которые ты так настойчиво требовал, Лева?

– Потому что ты забыл свое место!

– Ничего. Зато отец напомнит тебе твое место.

– Что ты хочешь?

– Да ничего. Предостеречь тебя от дальнейших ошибок. И, может, договориться.

– Триста рублей, – произнес, оживившись и встав на изведанную тропу, Вейсман.

– Тебе не совестно таким мизером ронять честь семьи? За фамильный клинок триста рублей. Даже мне за тебя стыдно. А уж как будет стыдно твоей семье, которая увидит клинок на аукционе.

Ну да, я хорошо знал это не очень благородное, но порой так необходимое искусство вымогательства. Мы вынужденно пользовались им для пополнения партийной кассы. Революция стоит денег.

– Пятьсот!

– Я на телеграф…

– Ладно, семьсот.

В общем, на тысяча ста рублях мы сговорились.

Все же хорошо, что трофейный клинок, который сразу показался мне дорогим и имеющим какое-то значение для хозяина, я спрятал в тайнике, оборудованном мной на потолке, за досками. Клинок оказался фамильным. То-то после нападения Вейсман ходил как в воду опушенный. Договариваться гордость мешала, а возвращаться без клинка домой не мог. Вот и решился перед каникулами на отчаянный шаг – вломиться в мою комнату.

Деньги он мне принес этим же вечером. Зашел без стука в комнату и презрительно швырнул на тумбочку мешочек. Я высыпал монеты и стал неторопливо пересчитывать. Некоторые демонстративно пробовал на зуб.

– Не бойся, не обманем, – раздраженно кинул Лева.

– Кто не обманет? Ты? – удивился я и принялся за следующую монету.

Золотые кругляши в количестве ста десяти штук, на них профили трёх последних императоров. Валюта Империи. Добыча. Зарплата свободного квалифицированного рабочего за два года тяжелейшего труда.

– Держи, – я открыл тумбочку, вынул из нее клинок, протянул Вейсману.

Тот быстро схватил свое имущество. Осмотрел внимательно при тусклом свете лампы.