– Ты вредный, – обиделся гоблин. – Как все люди.

– Узнавай, Дубняк. И как другу отдам тебе ножик…

Вечер овладел этим миром. Темный, безлунный. Полный шорохов и черных теней.

Я оторвался от окна и собрался ложиться спать. В дверь постучали каким-то фигурным стуком.

– Да заходите уже! – крикнул я.

На пороге возник мой синий друг.

– Давай нож, друг, – протянул он лапку.

– Давай имя, друг, – ответил я.

– Это Вейсман. Ему Жмык помог замок вскрыть. Сами вы, аристо, такие беспомощные.

Я протянул нож. Синий честно его заработал. Я ему верил – обычно гоблины не врут, и нужна очень веская причина для того, чтобы они исказили истину.

Лев Вейсман – это прихвостень виконта. И что, Оболенский его послал шарить по моей каморке? Или это его личная инициатива? Что он вообще искал? Да все очень просто. Это ведь Лева нападал на меня в том переулке. И это ему я так хорошо наподдал, что он потом неделю ходил и тихо кривился, боясь показать свою боль, чтобы на выдать себя.

Ну что же, Лев, посмотрим завтра, какой из тебя король зверей…

Кабинет практической алхимии располагался на самой верхушке самой далекой башни. По принципу – если взорвется или обрушится, много народу не зашибет.

Ученики не слишком любили бывать в этом закутке. Тут всегда пахло химикатами, иногда так, что забивало нос, появлялась резь в глазах. Кроме того, тут правили делами учитель-алхимик и его ассистент, которые снискали славу человека и орка с самым гнусным и капризным характером во всей Филармонии.

Единственным, кого алхимики могли переносить, был Лева Вейсман. Во-первых, он один из немногих, кто испытывал жгучий интерес к этому предмету. Во-вторых, торговому дому Вейсманов принадлежало немало алхимических предприятий и лабораторий. Школьные алхимики это знали, имели с торговым домом какие-то дела и перед самим Левой даже заискивали, называя его мудрым господином. Особенно это забавно смотрелось на фоне того, как гоблин-учитель чихвостил какого-то ненароком подвернувшегося под горячую руку бедолагу-студента:

– Криворукий выползень! Ошибка природы и человечества! Как может существо с головой не отличить тритий натрия от натрия с тритием! Господи, почему мне не дано права убивать дураков!

В алхимической башне я и затаился – в уютной нише рядом с винтовой лестницей.

Скучать там не приходилось. Один за другим по лестнице скатывались ученики. Кто-то матерился. Кто-то плакал. Кто-то еле плелся.

– Больше ни ногой, – ворчал хлипкий паренек. – Я сбегу из этого ада!

Вот это контраст! Лева Вейсман спускался по лестнице чинно. Напевал под нос модный шлягер:

«Весь покрытый зеленью,

Абсолютно весь,

Остров невезения в океане есть.

Там живут несчастные орки дикари.

На морды все ужасные, добрые внутри».

Будет тебе сейчас Остров невезения. Я резко шагнул к нему.

От неожиданности он даже «мяу» сказать не успел, а уже был в присмотренном мной заранее небольшом помещении, среди ведер, швабр и щеток. Руку я ему заломил за спину. А лбом прижал к холодной каменной стене.

– Ну что, воришка, отбегался? – мрачно прошипел я.

– Чернобородов, это ты? – голос его был тонкий, испуганный, и Вейсман тщетно пытался вернуть ему гордое звучание, но неизменно срывался на петуха.

– А как ты догадался?

– Отпусти!

– Хорошо.

Я отпустил его и посветил в глаза фонариком размером с авторучку, который всегда таскал с собой.

– Признаваться в проникновении в жилище будем? – спросил я уже спокойно.

– Ты что говоришь такое? – процедил Лева, которому было стыдно за свой прошлый тонкий голос, и он сейчас пытался вернуть себе лицо. – Ты хочешь унизить мою честь дворянина?