"Конечно, ты должен убить моего любимого визиря, если не передумал знакомится с восточными женщинами. В противном случае тебя уже ждет палач." Я попытался скопировать голос и интонации Падишаха. - Кто я такой, чтобы оспаривать слова великого Падишаха?

На то, чтобы обдумать мой ответ времени ушло больше нежели на убийство визиря. Наконец, в полной тишине, охватившей огромный зал, раздался вердикт Падишаха, пожалуй ты прав, это было бы несправедливо. Тишину сменил едва слышный ропот, который тут же утих после следующей фразы.

- Ты утверждал, что мое решение может оказаться не только не справедливым, но и не мудрым. Со справедливостью мы разобрались. Почему не мудрым?

- Ну, это же совершенно очевидно. Уверяю тебя, Падишах, что практически все здесь присутствующие сделали ставки у местных ростовщиков на мою смерть. При этом почти половина сделала ставку на то, что меня четвертуют, а остальные на то, что сварят. Речь идет о поистине огромных деньгах, многих тысячах туманов. Но какую бы казнь ты не выбрал – четвертование или кипящее масло, деньги все равно останутся у твоих преданных слуг, просто перетекут из одних карманов в другие. Каждый игрок получил расписку с указанием вида казни, по которой будет сделана выплата угадавшим. А вот если ты прикажите содрать с меня кожу, все эти расписки не будут ничего стоить и все ставки останутся у ростовщиков. Вместо того, чтобы поощрять своих верных слуг, ты обогатишь ничтожных торгашей. И это, конечно же, не мудро.

Судя по оживлению в зале , эти мои слова нашли благожелательный отклик у большинства присутствующих. Одно дело , когда ты делаешь ставку с вероятностью выигрыша в пятьдесят процентов, и совсем другое, когда шансы на благополучный исход скатываются до нуля. Мне даже показалось что врожденное неприятие, присущее каждому правоверному по отношению к любому гуяру, сменилось на осторожное: «Пожалуй с этим парнем можно иметь дело».

- Возможно ты прав, - согласился Падишах, - это было бы не мудро. Вероятно ты и заслуживаешь жизнь. На этот раз ропот в зале стал значительно громче. К Падишаху наклонился один из советников и что-то прошептал на ухо.

- Мудрый Али Бабах, хранитель моей казны, подсказал мне, что если ты останешься жив, то выигрыш все равно получат ростовщики.

- Это почему же? - Изумился я.

- Выигрыш выдается только по распискам с правильным указанием вида казни. А если ты останешься, жив все расписки станут недействительными. Может, мне стоит сварить тебя либо четвертовать.

- Зачем же такие крайности, если есть другое, совершенно изумительное решение, которое понравится всем, - возразил я.

- И какое же, - поинтересовался Падишах.

- Надо, чтобы Мудрый Али Бабах, хранитель твоей казны, собрал все расписки у твоих верных слуг в казну, а потом через своих людей предъявил ростовщикам с предложением выкупить по двойной стоимости от указанных сумм. Ну а если кто не захочет выкупать, предложить им выбор между четвертованием или кипящим маслом. Это будет и мудро и справедливо.

К Падишаху снова наклонился казначей и что-то стал нашептывать.

• Я сохраню твою жизнь, - вынес свой вердикт Падишах. А с расписками мы поступим так, как подсказал мне мой советник, Мудрый Али Бабах.

• Позже я узнал, что ростовщикам предложили выкупить расписки по десятикратной стоимости.

- А теперь иди. Ты повеселил меня сегодня. Я позову тебя, когда снова захочу развеяться. Легкое движение руки и мои нукеры поволокли меня на веревках к выходу через весь зал.

Я стоял на входе огромного зеркального зала, в котором герцог Леон Бунжуйский проводил бал, под руку со своей невестой Лаурой. Наваждение, вызванное воспоминаниями двадцатилетней давности развеялось, и ко мне вернулась способность воспринимать окружающую действительность. Что-то слишком часто меня стало клинить на предмет воспоминаний в последнее время. Как бы подобный казус не приключился во время дуэли. Может неудобно получится — в меня шпагой тыкают, а я весь из себя такой — медитирую и ностальгирую. Ладно. Будем надеяться на лучшее.