Так ли это было, но Гвоздина опасалась признать ситуацию как вопиющий факт, хотя вполне допускала, что неблагополучия общества исходят от таких, как Крайнев, у которого, по его словам, когда-то был в селе дом и нормальная семья. Но так сложилось, жена с двумя детьми от него ушла, а он от горя напился и спалил свой дом. С той поры повела его кривая вдоль и поперёк, пока не угодил на принудительное лечение. А потом втянулся в воровство, и попутно ухватил ещё срок на два года. Вышел из зоны, получил паспорт и впустую обивал пороги предприятий, так как ему отказывали в устройстве на работу, пока в пивбаре случайно не наскочил на старого дружка и однокашника Трухина, с которым некогда учился в профтехучилище. И тот подсказал Крайневу обратиться в баню:
– Приходи, Лёня, мама наша баба добрая, возьмёт тебя со всеми твоими потрохами, от которых шарахаются в других конторах. Сам это знаю по себе! – Трухин весело и добродушно рассмеялся, похлопал закадычного кореша по плечу.
Крайнев был достаточно высок: лицо овальной формы, скулы немного выпирались, прямой подбородок, удлинённый расширенный книзу нос, большие светло-голубые глаза располагались ближе к переносице, и впивались в собеседника с этаким нагловатым бесстыдством.
– Ну, братуха, на всю жизнь выручил, приду! А то уже некуда деваться, менты, по пятам так и шастают! – протарахтел Крайнев, крепко пожимая руку Трухину, одетому в новенький костюм бежевого цвета и посматривал на приятеля маленькими прищуренными серыми глазами с восточным разрезом. Трухин был коренастым и в плечах широким, смотрел на дружка как-то сосредоточенно торжественно и не без лукавства, оценив враз настоящую сущность теперешнего кореша, любившего женщин, по его выражению, как кот сметану.
Чтобы войти к Трухину в доверие, Крайнев красочно рассказывал о своих похождениях на зоне и по выходу из неё, сопровождая это и руками, и вертя глуповатыми глазами, и то выпрямлял спину, то сутулил, то подавался вбок, то назад, то всей грудью наваливался на стол…
Крайнев пришёл в баню на следующий день, Трухин привёл его в кабинет Гвоздиной. Та радушно выслушала молодого мужчину. Инна Платоновна оценила наружную привлекательность парня, его распахнутую душу, чем он и пришёлся ей по душе и был принят на работу по роду своей деятельности.
Потом она по телефону позвала к себе Цветкова и только он вошёл мешковатой прихрамывающей походкой, как она с ходу того резво оповестила:
– Вот, Александр Кириллович, люби и жалуй! – представила она широким жестом Крайнева. – Принимай пополнение своему полку!
– Это хорошо, мне Трухин уже сказал о своём… э-э, протеже, – бодро пробасил главный механик, оглядывая сверху вниз рослого Крайнева. – Пойдём, Леонид, расскажу по пути наши условия, – дружелюбно улыбаясь, пригласил тот крепкого молодца.
И когда они выходили в коридор, к директору быстро летела Земелина; при виде рослого молодца она заметно убавила шаг. Крайнев это оценил и проводил ладно сбитую женщину любопытным взором, посмотрев ей даже вслед…
В тот памятный для Крайнева день в слесарной мастерской были Трухин и его напарник, Ефрем Блатов. Примерно одного возраста – обоим около тридцати, правда, Крайневу уже повернуло на четвёртый десяток. Блатов был тоже высок, однако не по годам по тёмно-русой голове лезла проседь, которая нехотя накидывала ему лишние года. У всех троих лица отягощены пьянством, что пагубно сказывалось на их внешнем виде. А у нормальных людей, глядя на них, вызывало брезгливое отвращение.
Сантехники дежурили в бане через день, зато огинались там с пришлыми почти сутками. В последнее время Гвоздина стала путать дни их дежурств, что не сразу могла определить: кто, к примеру, дежурил сегодня: Крайнев, Блатов или Трухин? Ведь при обходе бани она заставала в слесарной мастерской всех троих, да ещё за компанию с ними засиживались чужие, при виде которых у неё леденело сердце: до каких же пор они будут здесь околачиваться? И немного успокаивалась, когда видела, как под её хмурым, напускным взглядом чужаки невольно тушевались. А её молодцы придумали вот что: повесили за верстаком карту двух полушарий Земли, чтобы за ней, как за ширмой, могли укрываться от её зоркого ока собутыльники. И это вместо того, чтобы изучать по карте географию, некогда упущенную в школьные годы…