Я тихонько приоткрыла дверь: он сидел за компьютером и высылал фотографию с двумя сердечками своей хэви легс.
– Ага, – торжествующе взвизгнула я, – давай, так и напиши ей, гулял, мол, с мамой по «Петровке»! «Мамино» сердечко!
Жадный Жорж умоляюще посмотрел на меня:
– Дарлинг, она должна знать, что это было не ее!
– ДА КАКАЯ РАЗНИЦА! – заорала я уже в исступлении. – Ей от этого не будет легче! Сколько нас, таких «мам», по Киеву ходит? Ты и письма «от Тани» под копирку писал, небось?! (Замигал быстро.) Точно! Писал… Ну, это уже переходит всяческие границы!
Я заперлась в спальне, упаковала нехитрый свой скарб, книги: пытаюсь открыться, а он меня запер с другой стороны.
Я, как Паша Строганова, обхватив чемодан, разогналась: «Побе-е-ерегись!» – и шмякнулась кулем. Добротная дверь. Слезы хлынули от бессилия и злости, я, опустившись на чемодан, прислонилась спиной к двери. Слышу, он там в щель дышит.
– Дарлинг, я прошу тебя, не уезжай. Ты лучшее, что со мной могло произойти. You are my love, my life, my sense.
И давай опять про свой head and shoulders шарманку крутить. Эх, двинуть бы ему Скоттом Ки!
– Хорош причитать по бумажке, – прошипела я в замочную скважину, – хоть бы раз заговорил по-человечески!
И он заговорил, тихо, без пафоса и ужимок. Говорил долго, объяснял, всхлипывал, просил дать последний шанс, призывал: «Ты хоть переспи с этой мыслью…» – и я уснула. Прям на чемоданах. Видать, таки судьба моя: паковать – распаковывать.
Ночь нежна. Так и отпечаталось на моем лице. Всю ночь в обнимку с любимым. Писателем. Проснулась, смотрю: под дверь просунута брошюра «Туры во Францию». Аж сердце затепалось! Открываю дверь – завтрак готов, цветы в вазах, сидит напомаженный, с камерой опять. Опустошенная, сил нет уже на препирательства, потащилась я на кухню за кофе.
– Дарлинг, – голосочек дрожит, – я всю ночь думал, я не могу тебя отпустить, я не представляю уже своей жизни без тебя. Подожди! Не прерывай! Ты хочешь семью? Давай, подадим документы сейчас же. Детей? (Сейчас же.) Ты хочешь работу? Компьютерные курсы? Я найду! Я устрою! Ты хотела поехать во Францию? В какой-то музей, да? Поехали! Сейчас же! Я сделаю ВСЕ, как ты хочешь. Только прошу тебя, не уезжай.
Я теребила брошюрку, почему-то вспоминая слова мамы Жадного Жоржа «мы тебе все поможем». Как вдруг мой взгляд наткнулся на иллюстрацию о выставке работ в Ницце, в Музее современного искусства. Ники де Сен-Фалль! Жадный Жорж перехватил мой восторженный взгляд и поднажал:
– Ты ведь никогда не была в Париже!
– В Ницце! Мы поедем в Ниццу, – сказала я.
– Да, но Дарлинг, ведь в Париже…
Мой испепеляющий взгляд прервал его на полуслове. Ок. Ницца так Ницца.
Ну, кто первый кинет в меня камнем? Весь день мы изучали сайт с визами, заполняли документы, фотографировали меня на анкету в американское посольство с ухом – без уха, профиль – анфас. Замучалась. Про себя я думала, что оформление в Техас займет месяцев шесть, а там посмотрим. Жадный Жорж дрожал от восторга, не веря своему счастью, всматривался в меня, ожидая подвоха. День прошел в сумасшедшей беготне по инстанциям, документы поданы, в агентстве заказан сказочный тур по Лазурному Берегу. И вот, совершенно обалдевший и измотанный, Пьер Безухов лежит в постели и, уставившись в потолок (пока Жадный Жорж за компьютером весь в изучении карт и маршрутов), предается мечтаниям, упиваясь внезапной властью.
Ницца, Канны, Сен-Тропе, музеи, выставки, вкус французской булки, Ника де Сен-Фалль, могила Герцена. Но самое главное – я увижу свою любимую подругу Ленку. Летим через Москву, куда она приедет повидаться на день. После многолетней разлуки. Как встретит меня вожделенная, истосковавшаяся Родина, как встретит меня такая долгожданная Ленка?