– Что с тобой? – спросит, качнется, опять удалится,
Темною ночью мелькают слова на страницах,
В сумерках грез проступает опять паутина,
Что мне принес этот призрак, зачем он покинул?
Город иллюзий наш соткан из слов и туманов,
Темные люди, брожу среди них неустанно.
Снова страницы листаю, чтоб в них раствориться,
Голос во мраке растаял, теряются лица.
Тени страстей, ты опять и легка и желанна,
Я поселюсь на страницах чужого романа.
Пусть уплывает во мрак мой Летучий Голландец,
В полночи сказочной так мне легко оставаться,
Тень вдохновенья над ликом героя мелькает.
Сказочный мир в зазеркалье и нас увлекает.
И остается за этой последней чертою,
В тени романа мой принц из забытой истории.
Встанет к окну и расскажет внезапно о встрече
С тенью волхва, пусть слова его комкает ветер.
В полночи сказочной в бликах огня и тумана,
Снова ворвется герой из чужого романа.
Белая чайка. Предание о страсти и огне
И там, на берегу сливались тени
В одном порыве страсти и тоски.
И перед ними отступило время.
И были души призрачно легки.
И что она ему тогда сказала,
Что он ответил? – не узнать теперь.
И только чайка белая упала
В пучину моря, и среди потерь
И страшных гроз потом вдали ночами
Она все эту чайку вспоминала,
Звала его. А он не отвечает.
И даже жизни показалось мало
На то, чтоб море грозное оставить,
Остаться в тихой гавани скучать.
И снова страсти этим миром правят,
И эта чайка снится ей опять.
Уже давно в живых его не стало,
Мир странно изменился в этот час,
Когда седая женщина рыдала
О юности, о страсти, и у нас
Слов утешенья больше не хватало.
Не помогли прекрасные стихи.
Во сне она над морем тем летала,
И все шептала: – Ты меня прости.
И тень его застыла у камина.
Согреться не могла, сгореть не смела,
– Да, это был единственный мужчина —
Она призналась вдруг и онемела.
И перед ними отступило время.
И были души призрачно легки.
И там на берегу сливались тени
В одном порыве страсти и тоски.
Обречен на бессмертие. Один в вечности
Думали – человек, и умереть заставили.
М. Цветаева.
Из брани избран, чтобы стать
избранником судьбы и рока.
И на челе его печать
отверженного и пророка.
Про рок устал он говорить,
да кто его теперь услышит?
И пусть во тьме свеча горит,
душа, дыша, взлетает выше
И падает, и грешный мир,
оставленный, о ней вздыхает,
Из брани голоден и сир,
пророк, как рок, один шагает.
От чаянья беды молчит,
отчаянье в себе подавит.
И снова с нами говорит,
пусть мир воинственный бездарен,
Но где-то у иной черты
и в полосе иного света
Над миром дивной красоты
он избран, чтобы слыть поэтом.
И вдохновение ему
нисходит – боль и наказанье,
И этот свет, и эту тьмы
он видит в тишине от брани
Ушел, но только краткий миг,
и вечность будет за плечами…
Какой-то призрачный старик
от чаянья души не чает.
И с частью горести и лжи,
расстанется, чтоб счастье ведать,
Но как душа его дрожит
в преддверье смерти и победы….
И в вечных отсветах огня,
он тень и свет иной эпохи.
И снова смотри на меня
про рок забыв, пророк высокий.
В тумане, в сумраке тревог,
один, забытый в поле воин,
И только век, и только бог
его внимания достоин…
Про рок устал он говорить,
да кто его теперь услышит?
И пусть во тьме свеча горит,
душа, дыша, взлетает выше.
Из брани избран, чтобы
стать избранником судьбы и рока.
И на челе его печать
отверженного и пророка.
Полет во мраке над бездной
Я вхожу в океан этой страсти и нежности дерзко,
И ищу оправданье за наши и речи и встречи,
И металось душа, уплывая то в юность, то в детство.
И погасшие звезды светили во тьме в этот вечер.
Словно бабочка грез, я искала то яркое пламя,
И нашла в полумраке забытых стихов миражи.
Я вхожу в океан, не боюсь ни страстей, ни признаний,