На миг сошлись лишь

На одной черте мы,

Наивно раем посчитав эту черту.

А через миг —

Так был он или не был?

Всё та же сила,

Что столкнула нас,

Тебя уже влекла всё дальше в небо,

А моё тело опускала в грязь.

Четверть века – немало,

Но не ощущаются бременем.

Настоящее чувство – не мода:

Оно не подвержено времени!

И за руку твою не устанет

С любовью держаться рука моя.

Губы шепчут: «Родной». И в ответ:

«Дорогая! Прекрасная самая!»

Взгляды тонут друг в друге,

Сердца бьются в такт,

Мысли часто так сходятся.

Жизнь щедра не всегда,

И порой нам за счастье

Бороться приходится.

Но встречаем невзгоды мы вместе,

Что б ни было послано нам судьбой.

Губы шепчут: «Родная, держись!».

И в ответ: «Не сдавайся, ведь я с тобой!»

Четверть века – лишь дата,

Лишь столб верстовой на большом пути.

И пусть знать не дано нам,

Как долго еще предстоит по нему идти,

Мы обнимемся крепче

С надеждой во взглядах и смерти назло самой.

Ты прошепчешь: «С тобой навсегда».

Я отвечу: «Навечно, любимый мой!»

Море ладонями пенными гладит

Берег Шотландии милой, лаская.

Люди, впустите меня Христа ради!

Я вам за это спою и сыграю.

Многие годы брожу по дорогам —

Гонят тоска и нужда менестреля.

Вам благодарен я был бы премного,

Коль накормили б меня и согрели.

Старость теперь моей спутницей стала.

Тронула плечи – спина искривилась.

По́ходя волосы мне приласкала —

И седина на висках появилась.

Здесь уж бывал я когда-то: мир тесен!

Нынче к вам скуку явился нарушить.

Знаю я много преданий и песен —

Их к очагу собирайтесь послушать.

Арфы коснусь я рукою неспешно,

И отзовутся покорные струны,

Сопровождая мелодией нежной

Повесть мою о красавице юной…

В этих краях подрастала девица

В домике скромном, в семье небогатой.

К ней иль посвататься, иль подивиться

Многие горцы съезжались когда-то.

Цвета фиалки глаза, косы вьются,

Стан ее жадно мужской взгляд ласкает,

Алы уста. Но кому достаются?

Кто с них украдкой лобзанья срывает?

Ради кого отвергает Давина

Всех женихов – холодна, непреклонна?

В сердце ее лишь один есть мужчина —

Это отцовский батрак Нил Макдоннан.

Но, видно, мужем ей стать он не сможет:

Жадный отец на мольбу не сдается —

Дочь свою хочет продать подороже,

Раз уж вокруг богачей столько вьется.

Жалкий поденщик? Еще не хватало!

Коль небогат, к чему с нищим родниться?

Гнать его в шею! «Проваливай, малый!

Сватает дочку купец из столицы!»

Только батрак не бросает затею.

Смотрит орлом, держит прямо он спину:

«Коли возьму я и разбогатею,

То за меня ты отдашь ли Давину?»

Тут только хитрость, наверно, поможет.

«Да, обещаю, коль ты раздобудешь

Тыщу дукатов. Тогда уж, ну что же,

Свадьбу сыграем, и зятем мне будешь».

Эдакий куш бедняку и не снился.

Так-то! Исчез из селенья Нил вскоре.

Кто говорил: с горя он утопился,

Кто говорил, что уплыл он за море…

Год пролетел…

Гордо споря с волною,

Мчался корабль, паруса надувая,

В тучах играл ветер в прятки с луною,

Что-то негромко в снастях напевая.

Тихо на палубе. Лишь у фальшборта,[6]

Облокотясь о планширь,[7] Нил Макдоннан

Замер в раздумьях в кольчуге потертой,

Глядя в лицо морской глуби бездонной,

Время от времени взор устремляя

Вдаль, где видны уж знакомые скалы…

Близко Шотландия, сердцу родная!

Горцу для счастья ведь нужно так мало:

Сила, свобода, меч верный и ветер,

Вереска запах несущий и хлеба,

Преданный конь, самый быстрый на свете,

Звуки волынки да родины небо.

Только вот мрачная тайна хранилась

В стылой душе и в устах крепко сжатых —

Память о том, когда року на милость

Сдался Макдоннан, продавшись в солдаты.

В битвах чужих и с чужими врагами