Бендида, восседающая на льве[6]. Изображение на фракийском кувшине. IV в. до н. э.
Отрисовка Веры Пошивай
Бендида-дева также отличалась двойственным характером: она выступала в роли охотницы, напоминающей греческую Афродиту, и в роли хранительницы домашнего очага – не в современном, семейном значении, а в самом прямом смысле, связанном с землей, на которой стояли этот очаг и дом. Если богиня-охотница представала повелительницей дикой природы, изначально враждебной по отношению к человеку и постоянно грозящей ему смертью, то богиня – хранительница очага наделяла силой того, кто сумеет ее покорить. Именно поэтому с образом Бендиды-девы связан мотив священного брака между царем и царицей, богом и богиней, которые во фракийском мифическом сознании сливаются друг с другом, и именно женщина – то есть богиня – наделяет мужчину-царя подлинной властью над землей и всеми ее богатствами.
В образе охотницы Бендиду изображали с короткими волосами и без явно выраженной груди, похожей скорее на юношу, чем на девушку. Она была одета в простой короткий хитон и вооружена луком и стрелами, копьем или двумя копьями. В образе хранительницы очага богиня могла превращаться в хтоническое существо – змею.
Бендида-матрона была покровительницей брака и материнства, более привычной и понятной богиней-матерью (ведь «дева», в строгом смысле слова, не мать – скорее, ее противоположность). В этой ипостаси ее могли описывать как великаншу. В отличие от девы, у матроны на изображениях женская прическа из длинных волос, а также явно выраженная, большая грудь, свидетельствующая о том, что она не только родила, но и выкормила своих детей.
По мнению Ивана Маразова, Бендида произвела на свет верховное мужское божество – Зиса (в этом имени смутно угадывается греческий эквивалент «Зевс»), который был фракийской версией индоевропейского Небесного Отца и имел несколько ипостасей, в том числе, солярную, хтоническую и героическую. Бог солнца, владыка подземного мира и защитник всего живого от сил зла – в интерпретации болгарского фраколога это не три отдельных бога, а один.
Гипотеза о многоликости верховного бога не лишена оснований, и более того, можно предположить, что солярный (отождествляемый с Аполлоном) аспект Зиса был более древним, чем хтонический (отождествляемый с Дионисом). Соперничество старого и нового культов отразилось в древнегреческом мифе о Ликурге и Дионисе и закончилось победой последнего, однако в дальнейшем Орфей – еще один важный персонаж во фракийском пантеоне – примирил две ипостаси верховного божества, и далее им поклонялись как единому целому.
Равно и во Фракии, мы слышали, одним и тем же считается солнце и Либер[7], которого там прославляют пышным богослужением, называя Сабазием, как пишет Александр, и на Зилмисском холме находится посвященный этому богу храм круглой формы, крыша которого имеет отверстие посередине. Округлость храма показывает вид этой звезды, и высокая крыша пропускает свет, чтобы явствовало, что солнце все освещает, испуская свет с высокого верха, и потому, что все целиком становится зримым, когда оно восходит[8].
Макробий «Сатурналии»
Фракийский всадник, вотивная табличка. II в. н. э.
Eco-Museum Research Institute Tulcea
Героический аспект Небесного отца назывался Кандаон и был близок к греческому Аресу. Это бог-воин, отождествляемый с волком («волком-воином» его называет древнегреческий поэт Ликофрон в своей поэме «Александра»). К этой ипостаси была близка еще одна, в которой Зис представал богом-охотником Героном, чьи многочисленные сохранившиеся изображения обозначаются совокупным термином