Пашка прошептал, целуя Катины глаза, щёки, губы:

– Я очень буду стараться и тебе больше не придётся бежать к Раиске, что – бы откровенничать с ней и из – за меня так напиваться. Шучу, конечно, знаю, что тебе достаточно и одной рюмки, что – бы потом тебе было плохо. Но обещаю, что больше не дам тебе повода размышлять о нашем с тобой разводе и сделаю всё, что – бы в нашей семье всегда царил мир.

Катерина слушала Пашкины речи, сама думала о том, как всё обернётся потом, после знакомства с сыном? Ведь он ещё не знает об этом.

А Павел, прижав к себе самую любимую женщину на свете, уснул счастливым спокойным сном.

Вскоре все Пашкины обещания о мире и покое в семье были перечёркнуты.

Было воскресенье, и вся семья Павла собиралась на концерт Понаровской. Павел, наряжая дочку в праздничное платьице, обещал, что после концерта они все вместе обязательно пойдут к реке посмотреть как весело и быстро она куда – то стремительно бежит. В это время к ним вбежала Раиска. Бросив на ходу всем:

– Привет, – она пролетела мимо Катерины, подбежала к Павлу, стала трясти его за майку, причитать:

– Спаси моего сына, срочно нужна кровь для переливания! Ночью скорая увезла его в больницу. Желтуха у него, взяли кровь на анализ, а она плохая. Сейчас ему нужна кровь, а такой, как у Мити, первой, не оказалось в больнице. Если не найдут здесь, то мальчика повезут в Иркутск. Я сойду с ума, если моего сына туда увезут, это же так далеко!

Раиска причитала и сквозь слёзы половина её слов были не совсем понятны ни Павлу, ни Катерине.

Пашка стоял с красной лентой в руках, предназначенной для Танюшкиного банта и пока совершенно ничего не понимал. Он недоумённо теребил ленту, в упор смотрел на Раиску и бубнил:

– А я – то здесь, при чём? Откуда ты знаешь, какая у меня группа крови? Я, и то её не знаю, если и знал, то давно забыл.

Катерина воскликнула:

– Я знаю, я вспомнила, что когда ты лежал в больнице с воспалением лёгких, тебе вливали первую группу. Я точно это помню.

В то время, как Павел находился в полном недоумении, женщины уже натягивали на него рубашку, обувь… Не попадая ногой в ботинок с перепугу от Раискиного рёва, он вдруг отцепил от себя и её и Катерину, закричал на обеих:

– Вы что, как ненормальные! Все дети болеют. Вечно вы, мамаши, поднимаете панику, не разобравшись. Нужно всё обдумать, взвесить, а уж тогда и высказывать свои эмоции… И вообще, я ничего не понимаю! Дайте прийти в себя, наконец – то!

Пашка ещё хотел что – то сказать, да не успел – Раиска схватила своего закадычного друга за грудки, всхлипывая, проговорила:

– Я тебе сейчас так взвешу, что мало не покажется. Сказано тебе, что – бы ты немедленно бежал в больницу сдавать кровь для сына. Для нашего с тобой сына Мити, он умирает, я тебе ясно говорю, или нет? У вас с ним одна кровь…

Лучше бы она это не говорила – Пашка от этих её слов вовсе замер как вкопанный и уставился на неё, пытаясь вникнуть в то, что он только что услышал.

Раиска, что – бы привести его в чувство, мощной своей рукой врезала пощёчину.

Из детской комнаты выбежал Лёнька. Сообразив всю суть происходящего, он встал перед Раиской, протянул свою худую руку:

– Я отдам свою кровь Мите. Он мой брат, а значит и кровь наша с ним одинаковая.

Давайте же что – нибудь делать! Я не могу потерять ещё одного друга, не хочу терять брата!

Только после этого взрослые засуетились. Павел, немного придя в себя, стал поторапливать всех и поспешил за сыном, который первым выскочил в коридор.

Танюшка, как не торопилась одеться и побежать вместе со всеми в больницу, не успела, осталась одна и, глядя в окно, заревела во всё горло. Ей было обидно, что оставили её здесь, а ведь она тоже могла бы пригодиться Мите в больнице, он теперь и её брат тоже. Так или иначе, оставалось одно – смотреть в окно и ждать, пока не вернутся взрослые.