Обессилев, она уселась поудобнее на Пашкиной спине, и попросила Катерину подать ей сигаретку.

Дрожащими руками взяла Раиска из рук Кати сигарету, закурила.

Воцарилась мёртвая тишина.

Красная от волнения, закадычная Пашкина подружка продолжала всё ещё дрожать и, затягиваясь сигаретой, вытирала пот на лице.

Сашко с Катериной молча мешали ложками остывший кофе.

Первым подал голос Пашка:

– Ну, чего расселась? Что я тебе, лошадь?

Раиска замахнулась на него рукой и Пашка, втягивая голову в плечи, уже мягче продолжил:

– Детей, говорю, всех перепугала. Даже Лёнька – и тот не выходит из своей комнаты.

Лёнь, не бойся, жив твой папка. Ты ничего плохого не думай – игра у нас такая. Боремся мы, слышишь, сынок?

Пашка не понял, почему все разом засмеялись. Катерина смеялась, отвернувшись к окну, Сашко хохотал и трясся от смеха, глядя в потолок, а Раиска тряслась на Пашкиной спине, окуривая его дымом, как бурятский шаман у костра.

– Да слезь ты, с меня, наконец – то! Раздавишь, некого будет воспитывать! Чего вы ржёте? Ничего я такого не совершил, что – бы на меня, вот так сразу, с кулаками.

В это время вбежали Лёнька с Танюшкой и Митя. Разрумяненные после беготни на улице, весело стали щебетать о том, что они нагулялись и уже хотят есть…

Детей отправили на улицу, как только Риска с Сашко пришли принимать меры по поводу вчерашнего поведения Павла. Понимая, что можно было бы сегодня поспать подольше, Лёньку и Танюшку всё – таки растормошили, накормили завтраком и отправили на улицу, где их уже ждал Митя. Не должны дети присутствовать на таких мероприятиях. Так что воспитание своего отца тётей Раей обошлось без них.

Набегавшись вдоволь и уже проголодавшись, они вернулись радостными и ещё не совсем отошедшими от своих игр. Заметив на полу отца, а на нём Митину маму, Лёнька удивлённо произнёс:

– Пап, ты сегодня лошадкой работаешь? А так выдержишь? – и с этими словами кинулся к нему на спину, присоединяясь к Раиске.

Туда же, недолго думая, бросились и Митя с Танюшкой. Шум перемешался вперемешку с хохотом, и остановить всю эту чехарду уже было уже нельзя.

Пашку щекотали дети, он смеялся до слёз, а вскоре, все вместе они шагали с котелком, консервами и удочками к Муякану.

Раиска с Павлом шли впереди и о чём – то разговаривали. Не откладывая на потом, она всё же напомнила Пашке, что пить ему категорически противопоказано.

Пашка вздыхал, потом признался своей подружке:

– Знаешь, Раиска, я всегда робею перед Катей. С тех самых пор, когда мальчишкой был в неё влюблён. Ругал себя за это и смеялся над собой. Петька перед ней петухом ходил, бросил драться и хулиганить, наряжаться стал, как барышня. И всё это он делал для неё, Кати. Я думал – куда я свой нос сую? За ней вон, какие мальчишки ухлёстывают! Ты ревновала меня к ней, а я тогда был очень далёк от того, что когда – то она, эта городская девочка выберет именно меня. У меня замирало сердце при виде её, останавливалось дыхание, когда она была среди нас, деревенской детворы. То чувство живёт во мне до сих пор. Когда она стала уже моей женой и, казалось, что бояться – то теперь нечего – она моя, вот тут – то у меня и возникли мысли и навязчивая идея, что мою Катю может кто – то увести.

– Она же, не корова! Как можно увести человека, который знает, что его любят, и любить так больше его никто не будет? Разве может твоя жена допустить, что – бы кто – то её увлёк за собой? Если ей хорошо с тобой, зачем она будет смотреть в другую сторону? Ты страдаешь чувством неуверенности. Слабохарактерный ты, а ещё другом называешься. Эх, ты!

– Да понимаю я, только не могу эту навязчивую идею побороть. Как – то поймал себя на том, что когда я немного выпью, смелее становлюсь, могу ей сказать то, что не решаюсь сказать в трезвом уме. И что тогда со мной происходит, одному Богу известно. Зная о том, что Катерина отрицательно относится к алкоголю и не приемлет его проявление ни в каком его виде, я, для храбрости и выпиваю. Перед сыном и дочкой стыдно, особенно перед Лёней. Стыдно, да ничего не могу поделать – слишком люблю свою Катю, хочу, что – бы она всегда была со мной и я, таким образом, пытаюсь обратить на себя внимания.