Несмотря на яркое солнце, в помещении, где жила Бат-Шева было темно и сыро. На каменном очаге стоял закопченный глиняный сосуд. В глубокой нише Шифра увидела плоские глиняные тарелки, кувшины, амфоры, несколько кружек с отломанными ручками, пучки подсушенных трав.

Бат-Шева лежала недалеко от входа, на трех сложенных вместе циновках. Под её головой, Шифра заметила небольшую подушку, расшитую яркими пурпурными нитями. И этот пурпур не тускнел в темноте подземного жилища, наоборот, подобно вечной надежде человека, он странно сиял в лучах прорывающегося снаружи света.

Увидев Шифру, Бат-Шева попыталась встать, но та остановила её.

— Лежи спокойно, — тихо сказала Шифра. — Можно я тебя осмотрю?

— Можно… — смутилась Бат-Шева. — Как ты меня нашла?

Но, увидев тень, стоящего на улице Иосифа, укоризненно покачала головой.

— Совсем не ожидала… Это он сам придумал.

Когда глаза Шифры немного привыкли к темноте помещения, она обнаружила на плече Бат-Шевы расплывшееся красное пятно. В центре вздувшегося плеча находилась еле заметная черная точка. Вокруг точки образовалась обширная горячая опухоль.

— Тебя ужалила пчела или змея? — быстро спросила Шифра. — Их сейчас очень много.

— Пчела, — виновато ответила Бат-Шева. — Я всегда брала сладость в их гнездах, они кусаются, но такого еще не было…

— Среди пчел встречаются очень опасные! У тебя есть луковица? Если её разрезать пополам и приложить к месту укуса, она может помочь, — торопливо произнесла Шифра.

— Есть, — превозмогая боль и сильное головокружение, ответила Бат-Шева, — луковый венок висит у входа.

Шифра, ранее не заметившая многое, обнаружила, что в доме Бат-Шевы все стены увешаны гирляндами лука, горного чеснока, были здесь и пучки кориандра, корни фенхеля.

— Это он натаскал, — Бат-Шева смущенно кивнула в сторону Иосифа, — Он сказал, что ты так делаешь, а потом лечишь больных.

Шифра с удивлением посмотрела в сторону Иосифа, но тут же отвлеклась.

— Потерпи. Будет больно. Я должна вытащить оставленное пчелой жало. Иначе будет совсем плохо.

Шифра поджала опухший участок плеча и зубами извлекла жало.

На плече Бат-Шевы выступила алая капля крови.

Во время столь болезненной процедуры, Бат-Шева не издала ни единого звука. Лишь густой бисер пота покрыл её лоб, а большие серые глаза скрылись за узкими щёлками век.

Шифра оглянулась и увидела, что за её спиной стоит Иосиф и протягивает ей половину луковицы, которую он, за неимением ножа, попросту перекусил.

— Нет, пожалуй, теперь, когда выступила кровь, лук может сильно ожечь, — объяснила она Иосифу, и начала копаться в своем мешке, заполненном собранными травами.

Шифра извлекла из него стебель дикорастущей петрушки, несколько листьев мелисы и мяты. Очистила их. Велела Иосифу принести воды и все это промыла. Затем тщательно растерла пальцами, и часть этой смеси приложила к ранке.

Некоторое время ожидала, пока не увидела на лице Бат-Шевы улыбку облегчения. Острая боль постепенно затихала. Бат-Шева попыталась встать, но Шифра остановила её. Приложила к ранке оставшуюся часть смеси и велела лежать, пока не исчезнет головокружение.

Сама же, подхватив свой мешок, вышла. Вдогонку услышала: "Спасибо тебе, Шифра, мы еще увидимся…"

И, действительно, в пятый день недели Шифра встретилась с Бат-Шевой на модиинском рынке. Шифра принесла для продажи собранные за неделю куриные яйца, а Бат-Шева — несколько плотно уложенных охапок лесного хвороста и подушки, расшитые яркими пурпурными нитями.

Домой к Шифре они шли вместе. Шифра закупила весь хворост, собранный Бат-Шевой. Элька пользовался подобным топливом при розжиге огня в гончарной печи.