— Какая же роль у смолоносицы? — не сдавался Ицгар.

— Смотри, — и Давид срезал стебель. — Видишь, он напоминает удлиненную трубку-губку, из неё выступает смола. Если смолоносицу подсушить, она долго и хорошо горит.

— Теперь я знаю! — удовлетворённо вспомнил Ицгар. — Именно из смолоносицы Шифра делала фитили к субботним свечам. Я видел в её руках точно такие же губчатые стебли.

Идя за стадом, они все больше и больше углублялись в густую чащу леса. Перед ними пронеслась небольшая семейка газелей, промелькнуло несколько зайчишек, взлетела шумная стая куропаток, лакомившаяся фисташками.

Со всех сторон доносились голоса лесных голубей: ду-ду, ду-ду… Их дополняла частая дробь дятлов, без устали долбящих прочную кору вековых деревьев.

Примерно в полдень стадо приблизилось к ручью. Овцы с жадностью приникли к воде.

— И нам пора передохнуть, — присел на корточках Давид. Он открыл пастушью сумку и вытащил лепешку с сыром.

Ицгар остановил его.

— Давай устроим пир! Мы не так часто с тобой встречаемся.

Он развязал свернутый кусок светлой ткани, опоясывавшей его хламиду, расстелил в тени рожкового дерева и разложил прихваченную с собой еду.

Рядом с ними в густых колючках терновника резвилась стайка щеглов. Их желтые закрылки и багровые воротнички то и дело мелькали перед юношами. Изредка среди этой ярко раскрашенной стаи попадались скромные сероватые пеночки, искавшие свою долю пропитания.

Насытившись, Давид подошел к густому фисташковому дереву. Вспугнул задремавшего филина. Нашел сохранившиеся с прошлого года орешки, расколол, предложил Ицгару. Тот, в свою очередь, поднявшись на цыпочки, достал на рожковом дереве пересушенный темно-коричневый стручок. С загадочной улыбкой переломил надвое, вытащил несколько совершенно одинаковых черных зерен. Показал их Давиду и сообщил, что в торговом деле эти зерна используются как самая маленькая гиря. Её называют — карат.

— Золото и черный душистый перец, — сообщил он своему другу, — взвешивают на весах именно этими, самыми крохотными гирьками.

Давид с интересом посмотрел на небольшие черные шарики, затем неожиданно спросил:

— Вы с Нимродом не раз бывали у Степного моря, правда ли, что на его поверхности плавают большие черные глыбы смолы, напоминающие туши буйволов?

— Правда, — ответил Ицгар.

— И они тоже используются в торговом деле?

Ицгар кивнул в знак согласия.

— Расскажи, — попросил Давид.

— Мы с Нимродом не раз отвозили в Рим эту смоляную массу. Римляне, как и греки, называют её асфальтом, а наше Степное море — Асфальтовым озером…

— Зачем им нужен асфальт? — с явным интересом спросил Давид.

— Его нагревают в больших металлических чанах, от чего асфальт делается жидким, как сметана, — объяснил Ицгар, — потом корабельщики смешивают его с песком, покрывают им днища кораблей и лодок снаружи и изнутри.

— Зачем? — еще больше удивился Давид.

Ицгар улыбнулся.

— Понимаешь, — издалека начал он, — воды Степного моря, откуда берут эти смоляные глыбы, очень соленые, но даже в этих водах асфальт не размокает. Он отталкивает от себя любую воду.

— Понимаю, — кивнул Давид, внимательно слушавший друга, — ты хочешь сказать, что днища кораблей и лодок, покрытые этой черной массой, не пропустят внутрь ни капли воды?

— Да, — подтвердил Ицгар, — ведь еще во время всемирного потопа повелел Всевышний праведнику Ноаху, чтобы тот сделал себе ковчег из дерева гофер и осмолил его изнутри и снаружи. Помолчав, он продолжил:

— По водам Степного моря к этим глыбам подплывают лодочники, набрасывают на них канты, как на настоящих буйволов, и тянут к берегу. Когда мы были в Риме, нам рассказывали, что римские врачи используют асфальт также для лечения людей.