Тихон ушел под воду, чуть помешкав, отпустил шарф и начал погружаться. Почти сразу он увидел тело Володи. Тот широко раскрыл глаза и рот, и глядел на него, будто не веря, что его кто-то спасет. Большой пузырь воздуха показался из его рта, и поплыл наверх. Легкие Тихона начинали гореть. Он обхватил туловище незадачливого конькобежца и попытался всплыть. Намокшие валенки и пальтишко тянули вниз. Как мог, быстро избавившись от них, мальчик сгреб в охапку утопающего, оттолкнулся от каменистого дна и начал всплывать.

Светлый кругляш света никак не хотел приближаться. Наконец, рука пробила поверхность воды, не встретив сопротивления! Вынырнув, Тихон закашлялся. Морозный воздух вновь наполнил его легкие! Ухватившись за край шарфа, он, покачиваясь на воде, перехватил спасенного поудобнее.

– Приходи в себя, ты! – он едва мог раскрыть онемевшие губы. – Ты, эй! Слышишь меня, очнись уже!

Он попытался похлопать его по щеке, но не вышло. Володя камнем шел вниз, стоило только его отпустить. Только теперь до мальчика дошел весь ужас его положения! Тихон закричал. Не по-детски сильно и громко.

– Мама! ПО-МО-ГИ-ТЕ! Ма-ма!

Отчаянно барахтаясь в ледяной воде, на грани угасающего сознания, сквозь вой беспощадного ветра, до мальчика отчетливо донеслось:

– Не бросит! – сухой, будто старый ворон закаркал, голос.

– Бросит, Господин, мур-р-р! – противный и гнусавый голос вторил ему, словно как если бы нетрезвый кот вдруг заговорил.

– Надо верить. Эти могут, когда хотят.

– Не бросит – потонет! Видите, уже посинел?

– Помогите мне! – отчаянно прошептал Тихон, и перед тем, как его сознание окончательно окутала тьма, он увидел высокую фигуру в черном плаще и высоких сапогах. Возле него, какое-то непонятное, большое рыжее пятно с хвостом.

– Кащей! Он нас видит! – заверещало пятно.

Ледяная тьма поглотила пространство вокруг.

Наши дни.

Жаркий огонек уютно потрескивал в камине, наполняя просторную комнату теплом и светом. За окном, сквозь морозные узоры, можно было разглядеть разноцветные новогодние гирлянды, щедро развешанные по деревьям у дороги. Так было по всему центру города. Люди куда-то спешили: спешили на работу – доделать годовой отчет, принять последних в этом году пациентов, развезти оставшиеся посылки и письма. Спешили домой – наряжать дом, квартиру, елку или… жену. Готовить салат, горячие блюда и десерты. Закупать оптом подарки, чтобы всем хватило, и никто не чувствовал себя обделенным. Всем хотелось праздника. Люди жили в предвкушении чего-то загадочного, волнующего и очень приятного.

Среди этой предпраздничной суеты, в комнате с камином, царила тихая и спокойная обстановка. Два человека, два старика сидели в удобных, резных креслах ручной работы, у небольшого стола; перед ними была шахматная доска, искусно вырезанная из дерева, с такими же резными фигурками. Худой, словно сидящий на строгой, многодневной диете, седовласый старик, казалось, напряженно думал над следующим ходом. Его оппонент, плотного сложения, одетый в опрятный шерстяной костюм, немного устаревшего, но все еще добротного покроя, пыхтел курительной трубкой. Пронзительно-серые глаза, лукаво смотрели на доску, оценивая ситуацию.

– Не хочешь меня поздравить? – дед в пиджаке надсадно кашлянул, поднеся ко рту платок. – Кстати, тебе шах!

Кащей – а это был он – не глядя сделал знак пальцем. Из затененного угла комнаты выскочил маленький, бородатый человечек, подбежал к стопке поленьев у камина, схватил одно объемное полешко и кинул его в огонь. Пламя затрещало с новой силой. На потолке комнаты заиграли причудливые тени. Человечек убежал так же быстро и тихо, как появился.