– Эй, корова, дорогу!

Таисия огляделась – она стояла посередине базарной площади. Туда-сюда сновали люди, жизнь рынка кипела. «Павловна, надо найти её, пусть ругает, пусть насмехается, всё лучше, чем от мыслей мозги лопнут».

– Так, девонька, смотрю, тебе сегодня хуже, чем в день суда.

Павловна сидела в обшарпанном кресле за невысоким прилавком, заваленным хозяйственными железками, ещё какими-то разномастными товарами.

– Выпей-ка валерьяночки, вот, «Фанты» глотни, не бзди, астма – не заразная.

Таисия машинально сделала несколько глотков и, поблагодарив старуху, поискала глазами место, чтобы присесть. Павловна заметила её взгляд и достала из-за спины раскладной стульчик.

– Садись и рассказывай, что со вчерашнего дня с тобой приключилось.

Заставлять Таисию не надо было, рассказ сам просился к слушателю. Павловна сначала слушала, глядя на рассказчицу, потом опустила глаза и посмотрела на Таисию только тогда, когда та замолчала.

– Хреновые дела, дружков сыночка своего знаешь? – когда Таисия утвердительно кивнула, старуха продолжила, – сейчас вот что, иди домой, постарайся отвлечься, отдохни, а я обмозгую, какие рычаги надавить, чтобы нашли твою машину. Но сама понимаешь, бесплатно только чирьи на заднице выскакивают.

– Вы меня разыгрываете или как дурочку успокаиваете?

– Ты говори да не заговаривайся, шутки с тобой шутить у меня времени нет. И успокаивать тебя мне не охота, сама такого идиота на свет произвела, пока за деньгами гонялась, упустила воспитание, прошляпила, чтобы уважал тебя и боготворил, как положено к матерям обращаться, как бы они не жили. Не мне тебя судить, по своему опыту знаю, каково это, когда сын на мать волком смотрит, у самой такая же история. Мой хоть пакости мне не делает, на том спасибо, но по больному тоже изрядно режет, знаться со мной не желает. У нас с ним своя история, но сейчас не обо мне речь. Сказано тебе, иди домой, я сейчас пацанов подтяну, найдут твою ласточку, гаманок развязывай, людей отблагодарить надо будет.

Павловна говорила вполне серьёзно, но эта её серьёзность и вызвала у Таисии приступ истеричного смеха. Старуха не прерывала этот выплеск эмоций, ждала молча, пока та успокоится. Досмеявшись до всхлипов, Таисия, не вытирая слёз, уставилась в землю под своими ногами.

– Я-то думала, ты пришла ко мне за помощью, люди посоветовали, а ты во мне клоунессу на пенсии увидела. Что, уважаемая, иди, сама в своём дерьме копайся.

– Простите, Павловна, честно говорю, я не хотела вас обидеть, а смех мой от безысходности.

– Да всё я понимаю, девка, откуда тебе знать, что бабка базарная из себя может представлять, а я тебе вот что скажу, по секрету, – Павловна склонилась к Таисии, – меня многие уркаганы до сих пор уважают, вес в их обществе я своей жизнью заслужила и не стесняюсь этого. Наколки на моей руке видела? Ты думала, они от нечего делать появились? Это – печати моей лагерной жизни.

– Не пойду я туда, лучше с моста головой, – усмехнулась Таисия.

– Ага, чтобы башка дурная вдребезги, валяй, не жалко.

– Аллах, помоги мне! – Таисия затянула на татарском языке заунывную молитву.

– Не смеши своего Аллаха, говори о привычных вещах – лукавстве, обмане, притворстве.

– Об этом и говорю, – перешла на русский Таисия.

– Чем быстрее ты перестанешь корчить из себя невинную жертву и покаешься…

– Я вам всё как на духу рассказала, – перебила Таисия.

– Да не передо мной каяться надо, перед собой, тогда у нас быстрее всё на лад пойдёт.

– Но я, правда, не такая уж и плохая, – всплеснула руками Таисия.

– А кто устанавливал меру плохого и хорошего? – прищурилась Павловна, потом сунула руку в карман и достала связку ключей, -иди ко мне домой, смотри, не бедакурничай, вино вчера осталось, можешь допить, чтобы на душе потеплее стало.