Ополченец, чью винтовку нашёл Павел Степанович, не добежал метров двести до просёлка с немецким заслоном, и хотя на штыке скорей всего не было вражеской крови, боевой путь он проделал славный. Послужил верой и правдой всей округе, да и новому хозяину тоже. Проблема-то, вырисовывалась самая житейская, хотя дело всегда заканчивалось кровью. Что ведь получалось: вырастит вдовушка или бабка какая порося, куда же без него в деревне, подымится из забавного малыша на картошке с обратом с фермы да на яблоках с зерном этакий боров – к осени в закуту уже не вмещается. К нему и подходить страшно, не то что ножом пырять, того гляди и сараюшку разнесёт. Позовёт она горе-специалистов, а им лишь бы выпить. Потом носится боров по двору с ножиком в боку, гоняя хозяев, а те бегут звать кого-нибудь с ружьём. Сходил на такую «охоту» в соседние дворы Павел Степанович пару раз и нашёл своей находке новое применение. Так что штык видел море крови, правда, свинячьей.

Слава и молва побежала впереди него. Один удар с тайным доворотом кистью, как учил покойничек Витька-Шило, – и огромный, за полтора десятка пудов боров, как говорится, даже не вякнув, валился как подкошенный. Ходоки с просьбами пошли из самых дальних деревень. Павлу Степановичу только это и надо. Денег ни с кого не брал, опрокинет стопку-другую да ковырнёт вилкой печёнку, тут же приготовленную хозяевами. Самое же главное – чтоб и хозяин пригубил за столом, ох и пойдут же тут разговоры. Самые суровые, из кого слова порой не вытащить, после важного дела под водочку да самогоночку все деревенские истории да случаи выложат. Вдовушки да старушки и без принятия на грудь не могли наговориться. Степаныч их никогда не торопил, пусть выскажутся. Ох и наслушался он историй! Таких весёлых, что хохотал до слёз за столом вместе с хозяевами, и суровых, после которых молча выпивали, не чокаясь, за героев, леденящих душу, аж передёргивающих всего при невольном воспоминании.

Придя домой, тщательно записывал услышанное, чтоб использовать в дальнейшем. В своих рассказах о родных местах взял за правило: никакой лжи, никакой отсебятины и приукрас, только правда. Только она пробьётся через годы. Хотя была и такая правда, что и записывать-то противно, например, как сдала одна из жительниц семь окруженцев, шедших полями на восток от речки Демины в районе села Павлиново, получив за это два мешка муки. Немцы примчались на мотоциклетках, посекли их пулемётами с люлек, а потом штыками на винтовках, не нагибаясь, повспарывали им животы – посмотреть, чем питаются, не помогают ли им местные. В желудках был только щавель… Тётка же эта дожила до глубокой старости.

Хороших историй было гораздо больше – смешных, героических и просто житейских. Один раз на печёнку в одну из деревень попал старый фронтовик, танкист. Приехал за тысячи километров из Сибири. Решил на закате лет пройтись фронтовыми стёжками-дорожками. Хранил с войны страшную тайну и не хотел унести её с собой. Рассказал, как летом сорок третьего в этих местах перед большим наступлением дважды ходили они в танковую разведку боем – пощупать немецкий передний край, оба раза всё кончалось печально: сожгут немцы головные машины, и атаки захлёбываются. Оказалось, среди немцев тоже есть отчаянные. На трофейной тридцатьчетвёрке сидел их экипаж в засаде на нейтралке. Наши только сунутся, они сзади в хвост атакующим пристроятся и расстреливают головные машины с тыла. Сообщил об этом прибежавший из соседней деревни паренёк. Он видел, как свои бьют по своим. Послали разведку. Всё подтвердилось – машины расстреляны в заднюю проекцию.