В процессе работы пришла другая мысль, более простая. Воплощая её в жизнь, таскал воду от речки из незамерзающего родника и обливал столбы и нижние брёвна лабаза. Когда всё заблестело на солнце довольно толстым слоем льда, только тогда успокоился. Затем укрепил окно снаружи, попросту забив его плахами используя огромные гвозди. Лучше посидеть какое-то время днём при керосинке, чем прийти вечером с охоты к разгрому, как вчера. Укрепляя дверь, нашёл применение толстой стальной шпильке с резьбой и большими гайками с обеих сторон. Коловоротом просверлил толстую дверь и притолоку. Теперь, уходя, можно было закрутить гайкой дверь намертво. Понимал, что это лишнее, но остановиться уже не мог: вчерашний погром всё стоял перед глазами. Уже поздно вечером, при керосинке, пересмотрел все картечные патроны, разрядил, добавил пороху, пересыпая картечь мукой для резкости боя. Вместо пыжа залил картечь сверху парафином, капая с горящей свечи.

День прошёл спокойно, в трудах. Вокруг всё было тихо, тайга стояла безмолвная, лишь изредка слышался треск разрываемого морозом дерева. Вчерашний визит росомахи казался далёким кошмарным сном, и только отсутствие шкурок, сохнущих в самом зимовье, возвращало в реальность.

Новое утро, как и вчера, встретило крепчающим морозом, слепящим солнцем и звенящей тишиной. Яркой красной бусинкой у зимовья крутилась зарянка, чужих следов вокруг зимовья не просматривалось. Все дышало спокойствием.

До вертолёта ещё девять дней. Можно дважды проверить каждый из четырёх путиков – проложенных маршрутов с капканами, эллипсным веером расходившихся от зимовья. На проверку одного уходил световой день. Путик начинался у зимовья и в конце снова возвращался к избушке, полностью снимать капканы решил при второй проверке каждого.

Уже собравшись на охоту и закручивая гайкой дверь, слышал повизгивания Шельмы, которую первый раз оставил дома.

– Погибнуть собаке, случись что со мной, – пришла в голову невесёлая мысль, – впрочем, снаружи погибнет ещё быстрее. Отгоняя такие мысли, встал на лыжи и двинулся путиком, капканы на котором не проверял четыре дня. Морозная тишина давила на уши, казалось, всё живое вымерло под слепящим солнцем и крепким морозом. От тишины гудела голова, и чем сильнее вслушивался, тем более звенящим становился гул в голове. Очень хотелось если не увидеть, что там впереди, то хотя бы услышать. В самом начале путь просматривался не более чем на полсотню метров, а до первого капкана было всех пятьсот.

Напряжение снял дятел. Звонкая дробь с вершины сухой ели неожиданно разорвала затянувшуюся тишину. Дятел перелетел на соседнее сухое дерево. Был слышен каждый взмах крыльев. Вслед за шорохом падающей шапки снега, сбитой дятлом с ели, звонкий стук огласил тайгу. Всё сразу стало на свои места. Перестав вслушиваться, Сергеич прибавил ходу.

Опасения сбылись за сотню метров до первого капкана – на лыжне опять увидел знакомый след. Капкан был захлопнут, приманки как не бывало, след уходил дальше по лыжне. Ко второму капкану Иван Сергеевич буквально летел, как паровоз, тяжело дыша, окутанный морозным паром, края шапки и воротника покрылись инеем.

В капкан попался соболь, и росомаха сожрала его на месте, оставив охотнику вытоптанную площадку с каплями крови и хвост соболя, словно насмешку. В ярости Иван Сергеевич двинулся дальше по лыжне, ни первый, ни второй капкан не стал вновь настораживать – бесполезно.

Пробежав полсотни метров, понял, что делает что-то не то. Быстро сообразив, развернулся и скорым ходом двинулся назад. Может, где-то росомаха ещё не успела побывать. На втором путике капканы оказались нетронутыми. Попавшегося соболя просто кинул в рюкзак, не снимая шкурки, бросил, не настораживая, капкан и побежал дальше.