– Одноразовые простынки вон там, – показала сестра без всякой надобности. – А вон бактерицидная лампа. И маску наденьте.

– Всенепременно. Не желаете? – Танатотерапевт кивнул на гроб.

Сестра попятилась, и через секунду ее уже не было.

Поползли разговоры: сидит, ничего не делает, уставился в одну точку. Эта музыка, черт бы ее побрал! Интересно, какая у него оплата – почасовая или сдельная? Если почасовая, то хорошо устроился. Мы бы тоже не отказались!

А еще через час появился первый клиент. Это был вздорный скандалист, практически хулиган. Он довел до исступления офтальмолога, и тот – в сердцах, пусть и в сдержанных оборотах – направил трудного больного по адресу. Ко всеобщему изумлению, пациент согласился, заплатил и пошел. Учреждение замерло. Когда сеанс завершился, коллектив оторопел уже полностью. Дебошир вышел преображенный, со слезами на глазах и предельно вежливый. Он спросил книгу отзывов и написал благодарность. Она была краткой: «Охеренно! Гран мерси. С уважением – Лаптев».

И поехало-пошло. Народ вдруг потек, а сотрудники приобрели странную привычку передвигаться по коридорам на цыпочках.

Через неделю к директору пришел психиатр.

– Я увольняюсь, – объявил он. – У меня пусто. Ни души. Все идут к этой скотине.

– Попрошу выбирать выражения, – сделал ему замечание директор.

– А мне уже все равно. Я здесь больше не работаю, я пошел. Вы тоже скотина.

Вскоре заявления написали и другие доктора. Не все, но многие.

– Смените вывеску, – посоветовал директору невролог. – Переименуйтесь в Бюро ритуальных услуг. Мы вообще лишние, и я давно это подозревал.

Пожаловал однажды и сам специалист.

– Вот какое дело, – заговорил он с порога. – Население желает приобретать абонементы. Это раз. А два – пришло ко мне семейство и пожелало пройти процедуру совместно. Одновременно. Предлагаю приобрести очень большой, коллективный гроб и расширить мое помещение. Думаю, зал для лечебной физкультуры подойдет. Там все равно пусто.

Директор был не в восторге от происходящего, но утешался всякий раз при виде среднего чека. Насчет же вывески он и сам начинал задумываться. Пусть не бюро. Пусть центр передовой медицины. Он остро чувствовал, что время требует от него гибкости. Он почувствовал это еще острее, когда к нему на прием пришел местный депутат.

– Наслышан, наслышан, – приветливо пробасил гость, пожимая директору руку. – Смотрите, какое дело. Мне скоро переизбираться, и я нуждаюсь в свежей, оригинальной предвыборной кампании. Думаю, имеет смысл подвергнуться вашей знаменитой процедуре. А после я пообещаю избирателям ее бесплатно для всех, кто сделает правильный выбор. Нашему населению эта идея близка и понятна. Финансы, конечно, беру на себя. Но и вы нас не подведите.

Директор вспотел.

– Всегда, всегда пожалуйста, тем более для вас. Когда желаете упокоиться?

Депутат возвел очи горе.

– Близится Пасха, – сказал он значительно. – Думаю, надо сделать это в Страстную неделю. Улавливаете намек? Символизм, наверно, самонадеянный, зато доступный.

– Улавливаю, – горячо закивал директор. – Но, если я вас правильно понимаю, вы планируете пролежать во гробе – сколько там? Три дня?

– Это лишнее, – возразил депутат. – Не будем забывать меру. Обычного сеанса хватит, но освещение, конечно, должно быть широким. Телевидение, пресса. У вас возьмут интервью… совсем короткое, но важное. А в дальнейшем… ну, что-нибудь решим с вашей богадельней. Соображаете?

– Еще бы, – ухмыльнулся директор. – Слава Богу, не дурак!

Танатотерапевт, призванный на консультацию, безоговорочно поддержал государственную идею.