Бабка. Солнышко. Судьба Эльвира Юдина

Редактор Татьяна Казанцева

Редактор Екатерина Долгова

Корректор Татьяна Казанцева

Корректор Ольга Рыбина

Фотограф Эльвира Юдина

Фотограф Екатерина Телепова

Дизайнер обложки Вера Филатова

ISBN 978-5-0060-2378-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Моя деревня

Сколько же написано песен, стихов, рассказов о русской деревне и о русских женщинах; снято сотни художественных и документальных фильмов о деревенской глубинке, её обычаях и традициях. Правдивые, яркие сюжеты деревенской жизни заставляют нас бросать свои домашние дела и льнуть к экранам телевизоров, или брать в руки старые книги, чтобы окунуться в судьбы русских сёл и деревень. Тема жизни в русской деревне вновь и вновь тревожит струны нашей души; нас тянет туда, где жили наши предки, мы стремимся понять их особое мышление, быт, традиции и образ жизни.

В моих воспоминаниях деревня простая, солнечная; она со своим говором и загорелой кожей людей от палящего солнца, с небылицами, с деревенскими рассказами и сплетнями. Это деревня Чернобровкина Свердловской области, которая протянулась узкими улочками на несколько километров с юга на север в уральской глубинке. Деревеньку окружает с одной стороны сосновый лес, богатый ягодами и грибами. С другой стороны раскинулись поля, луга и болота. В деревне каждый знает друг друга и все приветливо здороваются при встрече. По улицам ездят трактора, ходят лошади с телегами, кто-то из местных скачет верхом. Цоканье подков заставляет тебя выглядывать из маленького деревенского окошечка и взглядом провожать всадника. Моя деревня – это коровушка, телята, поросята, куры, на которых бесконечно ворчали мои любимые бабушка и дедушка. А по утрам и вечерам, получая от своих питомцев молоко и яйца, называли их «матушка ты моя родная». Моя деревня – это запах сена и зерна из холодного амбара. Запах молока, навоза и двадцать пять соток огорода: картошка и грядки с овощами; это колодец со студёной водицей, стоявший возле деревенской баньки, малина под окном, манившая в сад волшебным запахом. Моя деревня – это дом-пятистенок с резными ставнями, строчёными занавесками, которые еще называли задергушками, и комнатными цветами в горшочках на подоконниках.

Часто в уральской глубинке дом называли избой. С уличной стороны на окнах деревенской избы были узорчатые наличники и ставни. Они приветливо улыбались цветными резными кружевами всем прохожим. Территории возле домов, заулки и проулки были всегда чистыми и окошенными. Народ был трудолюбив и дружелюбен. Все жители старались выручать друг друга и поддерживать в случае надобности. Помню, как люди бросались на помощь во время пожаров. Бежали со всех улиц, держа в руках ведра, лопаты и кирки, и дети, и взрослые. От самой речки люди выстраивались вереницей, наполняли ведра водой и по цепочке из рук в руки передавали их к горящему дому. Пожар в деревне всегда считался общей бедой.

Но больше всего моя деревня связана в моих воспоминаниях с прабабушкой Натальей, с её образом маленькой, хрупкой русской женщины, на долю которой выпадали огромные страдания с самого раннего детства; с её заботой, вниманием, тревогой за нас, с той безмерной любовью старой женщины, которую можно было понять только по её быстрым чёрным глазам и всё тем же словам: «Ма́тушка ты моя родна́я» В детстве ей мало досталось любви родителей, поэтому и она не могла ярко выразить свои чувства. «Ма́тушка ты моя родна́я» – этой фразой было сказано всё, в ней скрывались любовь, трепет и безграничная забота.

Дом

Раннее утро. Солнце падает тонким лучиком в деревенскую избу через кружевную занавеску. Слышен убаюкивающий треск огня в русской печи. Это уникальное сооружение – русская печь. Она находилась с правой стороны избы и состояла из очага, лежанки, топки, куда складывались дрова, шестка и заслонки. Возле печки стояли ухват и деревянная лопатка, с помощью которой вынимали готовый круглый хлеб из самого сердца печи. Ухватом в печь ставили большие и малые чугунки с кашей, картошкой или похлёбкой. Очаг топился с другой стороны. Печь соединялась с маленькой кухонькой, в которую заходить можно было только по одному (как правило, второй зашедший уже мешал первому). Выходить из кухни тоже нужно было по одному и по очереди: сначала выходил тот, кто зашёл вторым, и, пропустив первого, второй заходил обратно. Это доставляло определённое неудобство. Но если в эту совсем крошечную кухню заходила хозяйка, её старались не беспокоить, чтобы она могла как можно быстрее приготовить обед для всей семьи.

В избе была ещё одна комната, её называли горницей. В ней в углу стояла высокая и узкая печь. Печь называли голла́ндкой. Она имела округлую форму и упиралась в деревянный потолок. Голландская печь была обита тонким железным листом и выкрашена серебряной краской. Летом её не топили, а если затапливали, то только чтобы подсушить избу во время проливных дождей. Русскую же печь топили практически ежедневно, пока бабка была жива: она и спала на печке, так как её старые косточки всё время мерзли.

Дом был бреве́нчатым. В центральной комнате брёвна были стёсаны и выкрашены простой масляной краской. Цвет стен менялся примерно один раз в пять лет. Они были тёмно-синими или голубыми, иногда светло-зелёными. В большой комнате стоял обеденный стол, маленький сервант. Бабкина кровать находилась возле лежа́нки русской печи. У входных дверей стояли стиральная машина и собранный диван для гостей. На стиральной машине лежала небольшая вязаная накидка. Под потолком, ближе к входным дверям, были полати, простое, но в то же время уникальное сооружение в русских избах. По сути, это лежанка, или кровать, под самым потолком. Там в старину зимой спали босоногие ребятишки. Чтобы всем хватало места на полатях и никто не упал на пол с такой высоты, ребятишек укладывали поперёк полатей так, что их босые ноги свисали над головами взрослых. Полати были задёрнуты тонкой цветастой занавеской. Такая же занавеска закрывала лежанку русской печи. Точно такие же шторы закрывали дверь в го́рницу. Горница была заштукатурена и побелена. В ней стояла большая металлическая кровать с никелированными головками, шифоньер с выдвижным ящиком снизу и трюмо с зеркалом. Возле окна на деревянном подцветочнике рос раскидистый цветок. На полу лежали самотканые яркие половики́, а на стене возле голландки висела деревянная вешалка для верхней одежды. В доме было просто, свежо, чисто и уютно. В большой комнате с центральной стены смотрели портреты молодой бабы Тали и нашего прадеда Василия Спиридоновича. На фото они были совсем молоденькими. Чуть ниже, ближе к телевизору висел портрет Сергея Есенина.

При входе в сени нас встречали высокие деревянные ступеньки. В сенях умещались холодильник и старый деревянный комод, где лежали крышки от разных банок и совсем старые предметы быта, которые достались ещё от сватов бабки, в основном кухонные принадлежности.

Дом был на пять резных окон, которые выходили на улицу, два окна – со стороны ограды и одно – в садок. Летом окна были одинарные, а зимой вставлялись вторые рамы для поддержания тепла. Затем они утеплялись ватой и оконной лентой, которую наклеивали хозяйственным мылом, смоченным в воде.

На крыше находился небольшой чердак. С улицы он был в виде теремка с окном, напоминал второй этаж – это и отличало дом от других деревенских построек. В плохую погоду на маленьком чердаке часто играли внуки Натальи со своими друзьями. Там же хранились старые вещи, например, зы́бка для новорождённых, которая подвешивалась за крючок к потолку, благодаря чему она всё время качалась. На чердаке можно было найти угольный самовар и угольный утюг, старое зеркало, резной газетный столик и старые книги; это было самое интересное и загадочное место в доме. Ребятишки, играя, проводили там бо́льшую часть времени. А попадали на этот чердак только по деревянной крепкой лестнице из чула́на. В нём не было окон, и поэтому даже в летнюю жару он оставался прохладным. В чулане стояла старая кровать с мягкой пуховой периной, деревянный ларь с мукой и старинный сервант, который называли го́ркой. Там было хорошо спать жаркими летними ночами, но для этого приходилось занимать очередь.

Дом-пятистенок был постройки конца XIX века, поэтому он всё время нуждался в ремонте. Крыша дома была покрыта кровельным железом, его часто меняли, из-за ржавчины. Чтобы оно не ржавело от дождей и снега, периодически кровельное железо красили краской по металлу коричневого цвета. Мужчины с кисточками целый день находились на крыше, осторожно передвигаясь по ней на согнутых ногах. Так же периодически красились резные наличники в бело-голубой цвет, реже красили краской большие ворота. Самой загадочной работой по ремонту дома была замена бревна в одной из стен дома с южной стороны. Эта сторона дома часто промерзала холодными уральскими зимами, и иней настывал насквозь вовнутрь самого дома. От этого в доме становилось холодно и неуютно. Много уходило дров в печь, чтобы обогреть деревянное жилище. При замене целого бревна в доме никто не выходил на улицу. Мне тогда казалось, что дом должен развалиться, если вытащить из деревянного сруба одно цельное бревно. Но мужчины это умели делать искусно, и порой те, кто находился внутри дома, не испытывали дискомфорта и не замечали какого-либо движения стен. С улицы было заметно светлое новое бревно, которое положено взамен старому прогнившему. Никто не вызывал никакие ремонтные бригады. Крепкие руки деревенских мужчин справлялись с тяжёлой работой в доме.

Вперед