– Тю! Кто приехал! – Еще одна незнакомая встретилась. – Здравствуй, Слава! Торговать скоро придешь?

– Здрасте, – вымолвил Славка, напрягая все свои мозги.

«Ничего не помню! – грустно подумал он, когда они подошли к калитке дяди-Васиного дома. – Может, утром вспомню чего-нибудь».

Утром он побежал на море. Но около небольшого базара его окликнули:

– Славка, привет! Скоро торговать придешь?

Он оглянулся: длинный-длинный зелено-крашеный стол под шиферным навесом, человек пятнадцать продавцов с абрикосами, луком, яблоками – и ни одного знакомого лица!

– Привет, скоро приду, – буркнул он, чтобы не приставали, повернулся и быстро потопал на море.

На следующее утро он встал в пять часов, взял донку[1], банку червей, снизку[2] и, осторожно оглядываясь, пошел ловить бычков.

«Ух, никого!» – обрадовался он, проходя мимо базарчика.

Но на обратном пути, когда шел он домой часов в десять с полной снизкой мордастых рыбешек, около калитки – вот что обидно! – его опять поймал чей-то голос:

– Славка, привет! «Колхозница» созрела, пойдем завтра на базар, – крикнул Генка, соседский паренек, с кем они играли вечером в шахматы.

– Привет. Что-то не хочется, – вымолвил известный на всю округу купец.

– Ты что?! – Генка удивился. – «Колхозница» нарасхват идет. «Три рубля – штучка, два рубля – кучка!» Забыл?! Ха-ха! Завтра в восемь зайду.

«Какие кучки, какие штучки?! Что они ко мне все привязались?!» – запаниковал Славка.

На огороде у тети Веры созрела всего одна маленькая желтобокая дынька (их здесь почему-то называли «колхозницами»). Бабушка сказала, что ее сегодня вечером съедят всей семьей на ужин. И – самое главное! – он просто не знал, как торговать, он никогда этим не занимался. Да и нечем ему было торговать на поселке!

Он кинул кошке бычков (та счастливо зафурмыкала), сел под молоденькой вишней на стульчик и загоревал.

– Тю! Ты не заболел ли? – всполошилась тетушка.

– Жарко просто.

– С непривычки это. А ты старое одеяло расстели – в летней кухне лежит – да поваляйся в тенечке.

Славка так и сделал. И уснул под легкий шорох вишневых веток.

Еще три дня Славке приходилось вставать ни свет ни заря, чтобы раньше всех попасть на море и не попадаться никому на глаза. На четвертый день за ужином (а ел он то у тети Веры, то у тети Зины, когда как получалось) дядя Вася, разрезав пахучий желтый шарик на сочные дольки, торжественно произнес:

– Ну что, Слава, пойдешь завтра на базар с Ниной? Возьмете три дыньки – к утру как раз дойдут, – еще чего-нибудь, а?

– Я даже не знаю… – вздохнул Славка, как перед казнью.

– Пойдем, чего ты? – Нина была на год моложе его – сероглазая южная девчонка с вредным «тю», без которого здесь не обходилась ни одна фраза. – Все девчонки пойдут, Генка с Колькой.

«Еще чего!» – подумал он.

А у Нины свое на уме:

– Завтра воскресенье, забыл? Отдыхающих будет много, и в пионерлагеря родители приезжают.

– Ну и что? – Славка заморгал глазами.

– Тю?! Та ты чо?!

– Пойдет-пойдет! – добродушно улыбнулась тетя Вера. – Он это дело знает. Правда, Слава? Мне тетя Валя, Нинина крестная, уши прожужжала, как нахваливала тебя. Четыре года прошло, а все помнит, как ты всех тогда рассмешил. Отдыхающая-то так три рублика за штучку и выложила. А потом и говорит: «А кучка за два рубля где же?» Ну в шутку сказала. А Славик ей серьезным таким голосом: «А кучку еще не наложили!» Там все чуть со смеху не померли. Я вам лучку нарву, яблок возьмите.

– Семечек пожаришь?

– Три сковороды пожарю, больше не успею. Со Славиком не страшно: бедовый купец! Он там цены-то быстро поднимет.

«Какой я вам купец?!» Славка всю ночь вспоминал тот случай, да так и не вспомнил. А проснулся, открыл глаза – дыньки «колхозницы» перед глазами.