– Давайте попробуем. – Владимир Владимирович, сделал глоток, и посмотрел на часы. Они беседовали с Груманом почти двадцать минут. Он чувствовал время, но сейчас это чувство, почему-то ему изменяло. Он глубоко вздохнул. Да, во времени он всегда ориентировался на то, что происходило «снаружи». Теперь он на самом деле чувствовал, что «снаружи» не происходит ничего. Какая-то бестолковая серая муть. Тягучая и липкая словно «подводка» к развязке в фильме ужасов.
– Хотя бы оставили аспирин. – Мелькнула где то мысль. На самом краю сознания.
– Кто ваши высшие внутренние авторитеты, Владимир Владимирович? – Груман пристально смотрел в глаза президенту. Путин устало пожал плечами.
– Как у всех. Отец. Мать. – Груман нахмурил брови.
– Кто из них для вас более авторитетен? – Путин сделал глоток. Разговор, как ему казалось, приобретал уже и вовсе бредовый характер. Радовало только одно – молчал телефон. Если бы случилось на самом деле то, о чем ему доложили – он бы звонил не переставая.
– Мать, пожалуй. – Владимир Владимирович, выпил остатки кофе и снова посмотрел на часы. Сердечко постукивало после двух чашек кофе слишком явно, не в здоровый унисон, и происходящее в спальне уже меньше было похоже на галлюцинацию. Он нажал на скрытую под столешницей кнопку вызова охраны. Молчание. Посмотрел на глазки камер. Огоньки, которые указывали на то, что камеры работают – были выключены. Он слушал Грумана в пол-уха. Все, что происходило – объяснить было невозможно. Ничем и никак.
– Если вам приснится мать и попросит в честь отца перенести герань с подоконника на камин. Вы это сделаете? – Владимир Владимирович пожал плечами. Встал и положил вторую пустую чашку в раковину. Отметил, что в сервизе оставалось еще три. Мыть посуду не хотелось. Хотя… Груман, даже в виде бреда вдруг стал интересен. Может быть, этот самый Груман снится ему в образе столь мудрого и злого советчика именно потому, что его мозг пытается разрешить вопросы самостоятельно? Может быть, хотя: камеры, телефон, кнопка. Не клеилось.
– Нет, не сделаю, господин Груман. Это всего лишь сон. – Груман хитро улыбнулся. Владимир Владимирович сел напротив. Посмотрел в лицо Грумана внимательнее. Оно не было четким, как у нормальных людей, с которыми он обычно общался. Его «материальность» все-таки вызывала сомнения, но насколько он знал – галлюцинации и бред более чем материальны и зримы. Их боятся. От них сходят с ума. От Грумана Владимир Владимирович начал уставать. Если он уставал от бреда – значит бредом этот Груман, пожалуй, не являлся. Хотя…
– Хорошо. – Груман достал еще одну сигарету. – Сколько раз нужно вашей матери прийти в ваши сны, для того, чтобы вы переставили цветок? – Да. Такой постановки вопроса Владимир Владимирович не ожидал. Он знал о принципе «салями», одном из способов вербовки и контроля. Не нужно давать заглатывать жертве всю наживку целиком. Съедая ее мелкими «кружочками», такими как нарезают дорогую колбасу, оказывая, казалось бы, совершенно незначительные и мелкие услуги, «вербуемый», в конце концов – завершит круг тем, что от нее нужно было добиться вначале. Зачем убивать из пистолета, если можно уговорить «убийцу» во время не дать жертве нужное лекарство? Такие игры разведок назывались в их цеху «кружевами», и к текущей ситуации, это вполне можно было применить.
– Да, господин Груман. Вы правы. Через десяток снов – я это сделаю. – Груман даже не улыбнулся.
– А теперь докажите мне обратное, Владимир Владимирович.
– Доказать, что? – Груман пустил струю сизого дыма в потолок и нахмурился.
– То, что я не существую. – Владимир Владимирович подошел к столу, открыл верхний ящик. Там в уютной бархатной коробке, привычно лежала итальянская «Беретта». Она была не слишком надежна, и затвор часто «закусывал» патрон, но он держал это оружие, скорее, испытывая некое эстетическое удовольствие как боевой офицер. «Беретта» была просто красива. Изящные обводы. Рубчатая рукоять. Длинная затворная рама. Почти невесомый спуск. Он улыбнулся. – Как она загадочно выбрасывает гильзы при замедленной съемке, не то что «Макарыч» – Он взял обойму, привычным жестом загнал ее в рукоять. Передернул затвор, и ни секунды не медля, сделал три выстрела в грудь своему собеседнику.