Трой прижимает к груди кружку, из которой уютно торчит этикетка на ниточке; прижимает крепко и нежно, будто пытается согреться до самого сердца. Делает несмелый глоток и сразу еще один, убедившись, что температура приемлемая. Смотрится тоскливо в золотистую гладь, будто пытается разглядеть своё отражение в кусочке дома, по которому он тоже скучает.

Похоже для англичан американец, который запивает простуду кружкой чая – секретное оружие, а Трой слишком измотан, чтобы и дальше встречать камеры воинственным взглядом. И на какое-то время воцаряется мир.

– Следующий, – объявляет Майк.

∞ ∞ ∞

Следующим огонь на себя принимает Том. Скорее всего потому что на фоне бессонных ночей и общей слабости вид у Майка настолько жалобный, что Том бездумно берёт на себя роль наседки.

Но Майк еще худо-бедно держится, а Том после двух тяжёлых ночей на сцене сокрушённо мотает головой, потому что всё болит и сил нет совсем. Хуже всего, что Робби тоже выпал из строя, и плохо соображает, что происходит, и как с этим быть.

– Мы сворачиваемся или что?

Трой с Майком награждают его убийственными взглядами.

– Это всего лишь простуда, Робби. Это как похмелье растянутое во времени, – убеждает Трой. – Что-нибудь придумаем.

Ральф не совсем понимает, что означает «что-нибудь придумаем», напрягается, когда Трой сам хватается за гитару на внеплановой репетиции. Это слишком долгая эпопея – «Гордон и его гитара» – и он каждый раз проигрывает. Кажется, у него отсутствует какая-то часть мозга, которая отвечает за аккорды, и он безбожно фальшивит, сбивается и путается в струнах.

– Мы вообще без Тома начинали, – намекает гитарист, на что получает какой-то странный тёмный взгляд.

– Хуйня без Тома, – Трой оборачивается через плечо. – Поддержи меня, Дороти.

Ральф застигнут врасплох таким вопросом:

– Я не знаю.

Трой шумно хлюпает носом:

– Что тут знать: либо хуйня, либо не хуйня.

– Ой ли? – Переспрашивает Майк.

– Ну давай проверим.

Репетиция затягивается. Они играют одну, две, три песни, Трой безропотно поёт через нос и запивает пилюли бульоном.

– Хуйня без Тома, – соглашается Майк, потирая лоб. Трой победно сияет.

Трой безбожно врёт аккорды, путается в струнах, сбивается и начинает заново. Саймон уже давно свалил, а Ральф сидит и смотрит с острым чувством, что он купил билет на фестиваль модного независимого кино и сидит ждёт развязки, но один фильм перетекает в другой, и они никогда не заканчиваются.

– Горди, я тебя люблю, но у тебя две руки левые, – терпеливо вздыхает Майк.

– Наслаждайся тем, что можешь делать что-то лучше меня, – парирует тот.

– Сравнил жопу с пальцем. Я же не прошу тебя сольняки пилить. Что там делать-то? Тут зажал, там рукой туда-сюда «трынь». Ничего сверхчеловеческого, – объясняет Майк, потому что «туда-сюда трынь» – это та терминология, которую Трой понимает.

– Это тебе ничего, а у меня тут аккорды какие-то ебанутые.

– Сам же придумал.

– На планшете они выглядели адекватнее.

По хорошему этим двоим отлежаться бы пару дней, но походу простуда окончательно довела их до одной волны плохих идей и нервного веселья, где Трой через раз срывается в приступы смеха, и это совершенно невозможно, потому что смеётся Трой заразительно, но первым каждый раз сдаётся Майк.

– Да не гони, ты же нормально играл. Соберись давай.

– Реально все руки левые, – начинает хихикать Трой, разминая пальцы.

– Зато ноги правые, – успокаивает Майк. – Не можешь играть – танцуй как последний раз в жизни.

– С такими-то лицом? – фыркает он. – Хочешь, чтобы меня украли и продали в бой-банду? У меня весь набор данных для бой-банды, знаешь ли, – он перехватывает гитару и загибает пальцы. – Вокал как у Диснеевской принцессы, две правые ноги, если потребуются, и этот вот дивный лик плюшевого мишки.