Нет, я не ханжа, какая-нибудь, и не Маугли. Больше того – изучала анатомию по школьной программе, а приезжая в гости к отцу, однажды обнаружила в истории поискового запроса своего телефона подборку порнороликов… Просто общая домашняя сеть – моя и отца. Ну, возможно, Олег тоже имел к ней доступ. Во всяком случае, мне проще думать, что это именно помощник «наследил», а не отец…

Не суть. Я лишь хочу сказать, что не впервые вижу мужской член. И даже знаю, что им делают. И что делают с ним – тоже. И может, именно от этого мне сейчас так… жарко?

– Замёрзла что ли? – словно из тумана слышу спокойный, с ноткой насмешки голос.

– Вовсе нет! – упрямо вскидываю голову, нахожу взглядом переносицу извращенца и пялюсь в неё неотрывно, боясь даже моргать. А для пущей убедительности, разжимаю руки, демонстративно свободно засовывая их в карманы своих лёгких трикотажных брючек. – Мне вообще нравится, когда прохладно.

Глеб сдёргивает с поручня полотенце, мощно и резко растирается и отбрасывает его прямо на пол. Проходя мимо меня, загадочно дёргает бровью:

– Мне тоже нравится, когда тебе… прохладно.

И до меня доходит! Снова обхватываю себя руками, пряча ещё не мокрый, но уже влажно облепивший грудь тонкий белый свитшот, из-под которого предательски просвечивают ореолы окаменевших острых сосков.

– Вы ведёте себя возмутительно! – беспомощно бросаю вслед негодяю.

Он подхватывает со спинки стула чёрный махровый халат и, надевая его, снова бесстыдно разворачивается ко мне всей своей наготой.

– В самом деле? – окидывает меня взглядом, едва уловимо кивает кому-то у меня за спиной. – И что же конкретно тебя так во мне возмущает?

На плечи мне вдруг опускается такой же точно махровый халат – огромный, тяжелый. Мужской. Такой сухой и тёплый!

И я решаю не ломаться. Подхватываю полы, плотно запахиваю на груди, подпоясываюсь. Но в груди по-прежнему клокочет праведный гнев.

– А вы не догадываетесь, да? Вы продержали меня три дня в каком-то притоне, и из-за вас я пропустила прощание с отцом!

Негодяй замирает на мгновенье, на лице появляется неподдельное удивление.

– Оу… Прощание с отцом… А я уж подумал тебе яйца мои не понравились. – И как ни в чём не бывало ведёт рукой, приглашая к столику: – Присаживайся, не стесняйся. Катя сказала, что ты на строгой диете, но я всё-таки хочу угостить тебя ужином. Что ты будешь, морепродукты, дичь, овощное соте с трюфелями и козьим сыром? Или, может, вина для начала?

– Вы не ответили на вопрос! – едва не топаю я ногой. От его вальяжной наглости и спокойствия у меня аж дыхание перехватывает. А тут ещё этот по-прежнему распахнутый халат…

– А ты разве что-то спросила?

Рычу, сжимая кулаки.

– На каком основании вы меня здесь держите? И по какому праву не дали мне проститься с отцом?

Он неторопливо наливает вино в бокал, слегка взбалтывает, пригубляет. Удовлетворённо дёрнув бровью, подливает ещё себе и наполняет второй бокал для меня.

– Честно сказать, Лина, не думаю, что ты хотела с ним прощаться, поэтому и не стал лишний раз окунать тебя во всё это дерьмо.

– Дерьмо? Не хотела? Да с какой стати вы решаете за меня?

Тёмный взгляд в одну секунду становится серьёзным.

– Я видел твою реакцию на известие о его смерти. Ты была шокирована, возможно испугана новой встречей со мной, но скорбь… Нет, Лина, скорби не было. Ты скорее растерялась, потому что все твои планы, связанные с папашей, внезапно пошли по одному месту. Разве я не прав?

Он смотрит настолько внимательно и пытливо, что у меня появляется ощущение ползущих под кожей мурашек. И… Он прав.

Я действительно растерялась в тот миг, поэтому и сорвалась на дурацкий истеричный хохот. Но это действительно не была боль утраты.