– Туса, что ль? Тусовка.

– А, вот-вот. Тусовка. Вот на этой вот и цельными неделями пропадали. Нам такое, в наше время при службе в армии и не снилось. А туто – вольная воля, а не служба. Ты вот внучку поспрашай, – и окликнул внучку: – Выйди ужо, дай человеку разъяснения.

– А что тут разъясняться!? Все знают. Данил Галку гулял. Она по нему досель сохнет, все пытает к нему поближе уехать, да мать с батькой ее не пущают. Правильно и делают, он отморозок полный, нашла по кому с ума сбрендить, – протараторила девушка и тут же исчезла за занавесками.

– Это шо, макаровская Халка?

– Ихняя, ихняя, – послышалось из-за занавесок.

– Ну, вот, значится, тепереча с Халкой пообщаться след. Капитан, счас малость посидим, и ты устраивайся на ночлех. Тебе в летнике счас бабоньки постелят. А поутру до Макаровых и двинем.

Яровой вышел с летника покурить. Курил он нечасто. Вот сейчас, в тихую темную, еще по-летнему теплую ночь, неудержимо захотелось вдохнуть, немного покатать во рту и медленно-медленно выпустить дым. Пачка крепких сигарет на такой случай была всегда с собой. Василий потянулся, задрал голову и застыл, увидев небывалую красоту. Небо высвечивалось тысячами маленьких голубых огоньков, словно причудливо вытканное бисером покрывало. Взгляд стал улавливать созвездия, карта вселенной стала четче вырисовываться. И это Василию показалось какой-то магией, аж дух захватило и забылось все. Сейчас во всем мире был только он и этот бесконечный манящий таинственный космос. Звезды мерцанием подмигивали ему, словно говорили с ним.

– Городские все, как блаженные, увидят небо и застывают столбом.

Вдруг рядом услышал Василий голос Настены. Огляделся. Ее выдал красный огонек, когда она потянула сигарету.

– Ну а ты не видишь, что ли, в этом красоту?

Яровой спросил и сам почувствовал в своем голосе легкое раздражение. Ну да, обломила же. Злая какая-то девка, и совсем не романтичная для своего юного возраста.

– Это кажется красотой только, когда редко к небу голову поднимаешь. А так небо и небо.

– Однозначно, не всем дано увидеть в повседневном красоту, – буркнул Василий.

– А Вы чего с дороги не устали, что ль? Спать не идете или не по нраву пришлось? Жестковато, наверное.

– Да, хотел покурить, расхотелось что-то. Действительно, пойду лягу. Доброй ночи.

– Доброй, доброй.

На утро, толком не позавтракав, выехали, поднимая пыль, на другой конец села, где проживали Макаровы. С большим трудом удалось докричаться через запертую калитку, чтобы кто-нибудь вышел и открыл. Показалась заспанная женщина, приоткрыла калитку.

– Герасыч, ты чего это? Спозаранку людей шугаешь. Случилось что?

– Да, тут, прибыли до Халки вашей. Про Захорного расспросить.

– Про Загорного? Мою Галку? Это про того оглашенного Данилку, что ль?

– За нехо, за нехо, охлашеннохо. Впусти ужо.

Женщина отворила калитку настежь и сказала,

– Так нет Гали-то. Она в С., у тетки гостит.

Яровой вмешался:

– А как давно ваша дочь в С. уехала?

– Почитай уж, как вторая неделя пошла. Уволиться думает, и совсем съехать от нас к моей сестре на жительство. В городе, чай, больше заработок и по диплому работа есть, зря выучили, что ли, чего здесь прозябать-то, – настороженно ответила женщина.

– А могли бы Вы сейчас набрать свою сестру? Мне бы удостовериться, что Галина там, и переговорить бы с ней.

– Ну, проходите в дом. Сейчас я очки надену, возьму телефон.

Переговорив с Галиной, Яровой понял, что и эта нить не приведет к беглецу.

Когда ехали через село обратно, Василий обратил внимание, что некоторые дома стоят с заколоченными окнами, пустуют, и спросил Герасыча: