В классе пахло пылью, немного мальчишечьим потом и Юлькиным недавним счастьем.

– Я могу отвести тебя в музыкальную школу сама. – Елена Константиновна волновалась, голос ее немного дрожал, звучал тихо, заставляя прислушиваться к каждому слову.

– Знаю, твоя мама не согласна, но я не могу видеть, как пропадает такой талант. Ты сама готова пойти учиться? Может сможешь уговорить маму после вступительного экзамена.

При слове экзамен, Юлька затвердела вся внутри от страха. Но пообещала. Она готова была обещать все, что угодно, лишь бы получить возможность петь чаще, чем раз в неделю на школьном уроке. Она готова была на все: врать, изворачиваться, учиться на одни пятерки, лишь бы иметь возможность стоять рядом с роялем, закрыв глаза, выпуская из своего худенького тщедушного тела звуки, уносящие вдаль, в космос, растворяясь в собственном голосе, расщепляясь на молекулы радости и счастья.

Они договорились. Вечером перед самым важным днем в своей жизни Юлька тщательно помылась, начисто почистила уши, одела чистые трусы. Сама погладила школьную форму и постирала свои единственные серые колготки в рубчик – до утра должны высохнуть.

После уроков, как заговорщики, они с Еленой Константиновной прошли целый квартал до музыкальной школы. Юлька шла молчаливая, сосредоточенная, старалась запомнить дорогу.

Потом ее провели в кабинет, в котором за большим столом сидели какие-то люди и Елена Константиновна сама сев за рояль в углу, попросила Юльку спеть.

Зажмурив глаза от страха, Юлька запела. Она пела про сирень, про детство, про будущее которое непременно должно быть счастливым и радостным. Голос перестал дрожать, расслабилось тело, внутри все раскрылось навстречу звукам.

Весенний день,

Сирень, сирень

И детство наше юное.

И лес манит

И даль звенит

Солнечными струнами.

Пела Юлька, старалась.

По дороге домой Елена Константиновна сказала, что Юльку приняли и она теперь ученица музыкальной школы по классу вокала. Попросила ее хорошо учиться и не пропускать занятия.

Аврора смахнула вдруг набежавшую слезу. Из всей ее прошлой жизни только Елена Константиновна, уже совсем немолодая, но все такая же бодрая и увлеченная своим делом, только она понимала ее. После операции Аврора приехала к матери. Встретив очередной скандал на тему: «Я тебя предупреждала. И ты осталась теперь ни с чем». Позвонила Елене Константиновне и напросилась на чай. В маленькой однокомнатной квартирке было уютно. Они сидели на кухне, по- простому, по- домашнему, обсуждали Аврорино горе, вспоминали мельком ее детство. Вспоминали как она пряталась от матери все годы учебы в музыкальной школе. Врала что ходила на кружок вязания, потом на кружок рисования, шахматы. Врала, когда вытаскивала тайком из шкафа свое единственное нарядное сиреневое платье и переодевшись в школьном туалете ехала на очередной конкурс. Вспоминали, какой скандал пришлось пережить при поступлении в музыкальное училище. Именно тогда мать отказалась от Юльки, бросив в лицо – Профурсетка. Ты мне больше не дочь.

И тогда Юлька придумала себе новое имя. И пошла, поменяла паспорт и стала Авророй. Именно такой псевдоним она мечтала себе выбрать для сцены, когда станет известной на весь мир, а иначе и быть не может, певицей. И вот это имя теперь в ее паспорте. И нет голоса, нет сцены, нет ничего… Только имя, приносящее боль.

А за окном новая весна. И ничего уже Юлька – Аврора от нее не ждет. Нет ожидания любви, радости, каких-то бытовых планов. Устроившись в какую-то контору, в канцелярский отдел, Аврора научилась ходить пять дней в неделю на работу: научилась отправлять факсы, пользоваться компьютером, ходить на почту за письмами организации и не жить. Она научилась существовать в настоящем, привыкнув к вынужденному одиночеству, научилась не ждать будущего. Так как любое будущее без голоса ей было не интересно и не нужно. Привычно обслуживая свои бытовые нужды, она была постоянно погружена в воспоминания. И только в них находила смысл своей скучной, однообразной новой жизни.