У стола стояли Агата с Аркадием.

Агата нарезала хлеб. Перчаток и банта не было на ней. В руках у Аркадия был уже знакомый мне термос.

Почуяв тушенку, я вспомнил, что не ел с утра, и желудок мой свело болезненно.

– Видали воздушную акробатику? – Спросил Виктор Иваныч.

– Видали, – ответил Аркадий. – Решил напоследок обкатать пацана?

– Обкатать…, – буркнул пилот. – Такой сам тебя обкатает!

Он наклонился над ящиком, заглянул в него и скривился недовольно. Затем посмотрел на меня неожиданно пристально и добавил: «Алмаз ты наш неграненый».

– Ну вы, блин, даете… – Сказал Аркадий и отхлебнул из термоса.

– Ты-б дождался хоть ужина, – укорил Виктор Иванович. – Хлещет уже…

Я уставился на термос, потом на Аркадия, затем на аэроплан… и только тут понял, что Аркадий пьян, кажется, с утра.

– А я что? – Возразил тот, как ни в чем не бывало. – Может же рабочий человек…

– …Ой, все, – махнул рукой Виктор Иваныч. – Иди с глаз моих. – И скрылся в палатке.

Ко мне подошла Агата: «А ты хорош».

Сердце мое забилось, но я только пожал плечами и заявил с самым независимым видом: «Спасибо, но… наверное, просто повезло…»

– Я Агата, – сказала Агата и протянула нежную, уютную ладошку.

– Йорик, – ответил я, не сразу выпуская ладошку из своих рук.

Какое-то время мы стояли молча.

– Ну… – Замялся я, не зная, что делать дальше. – Я, наверное, пойду…

– Куда? – Удивилась Агата. – Ты же весь день, наверное, не ел. Скоро ужин…

– Ничего-ничего, – ответил я, обмирая, – я и не голодный…

Агата подняла на меня свои дивные, с поволокой глаза: «А я вам жаркое приготовила».


***


Лягушки в шахтном отстойнике надсадно горланили, чуя приближение ночи. Утки притихли в камышах. Комары тонко звенели, виясь столбами в предвкушении нашей крови.

Мы сидели у костра. Агата и я – под одну сторону, Аркадий со своим термосом и Виктор Иваныч – по другую.

На столике в алюминиевых тарелках густо дымилось только что снятое с огня жаркое с тушенкой, лежал нарезанный хлеб, пучок редиски, стояли бутылки с водкой и одна – с вином.

– Ну что, ребятки? – Сказал Виктор Иваныч, поднимая стакан.

В свете костра, со своей черной, с проседью, бородой, он походил на цыгана.

– Сегодня мы все хорошо полетали. Много людей повозили. К тому же, бесплатно… Поэтому люди остались довольны, ну и мы… Потому что не для себя летали, а чтобы вспомнить нашего друга, – человека хорошего, – который много хорошего для нас сделал, и который, наверное, на нас не будет в обиде… Да, Игорь? – Спросил Виктор Иваныч у темного неба.

– Игорь всегда любил, – пояснил он, – чтобы человек не просто так летал. А чтобы он с удовольствием летал. Чтобы в нем искра была!

Аркадий наполнил крышку термоса и выпил.

– Всегда ты, Аркаша, не дождешься, когда я тост скажу, – упрекнул Виктор Иваныч.

– Я думал, ты уже сказал, – ответил Аркаша и снова наполнил крышку. – Это за вторую часть будет, – объяснил он.

– Э-э-х, – махнул рукой Виктор Иваныч. – Пока ты тут пьешь я уже забыл, какой тост хотел сказать.

Пилот вздохнул и снова посмотрел в небо: «За тебя, Игорёк». Потом перевел взгляд на меня: «И за тебя, Йорик. Потому что искра в тебе есть».

И выпил.

Мне стало не очень уютно от того, что меня объединили в один тост с покойником, но виду я не подал и тоже выпил. Выпил и Аркадий. Агата, видимо, не употребляла алкоголь, потому что лишь коснулась губами вина в своем стакане.

Ее профиль в свете костра был…

– Черт! – Спохватился я. – Велосипед!

– Твой сосед уехал на нем. – Сказала Агата.

– Как сосед?! – Воскликнул я.

– Высокий такой. С бородкой. Немного седой. Он сказал, ты у него сможешь забрать, когда вернешься. Улица Ленина, шестьдесят восемь «а».