Бурченко запыхтел. Возразить что-то против ошибок ПВО ему было нечего.

– Применение беспилотных летательных аппаратов ещё нужно доказать, – ответил Андрей Викторович.

– Ага. Вы ещё объективный контроль запросите у «матрасников», – добавил остроты нашему разговору Николай.

Ну никак не может он промолчать!

– Морозов, вы продолжаете открывать рот, когда не надо. Не имейте больше такой привычки.

– Он хотел сказать, что найти в водах залива обломки беспилотников будет трудно. От себя добавлю, что ничего бы наше вмешательство не изменило. Только бы ещё больше усилили конфронтацию с американцами, – тихо сказал я, но Андрей Викторович был при своём мнении.

Отвечать он не стал. Развернулся и пошёл к машине.

– Кстати, Родин. Насчёт Ветрова вопрос решился. И без моего участия, – крикнул он, садясь на заднее сиденье УАЗа.

Всё же, от любви до ненависти между нами и Бурченко – один шаг. Теперь думай, что же там с Пашей решили. И главное, когда успел он узнать? Хотя, это могло решиться заранее.

– А что там с твоим любимцем Ветровым? – спросил Белевский.

– Происхождение его не нравится особистам. Думают, что Павел хотел угнать самолёт.

Реакция моих товарищей была однозначной. Пару минут они только улыбались и смеялись, строя фантастические теории для обвинений Ветрова.

– А чё не авианосец угнать? Сразу со всеми самолётами, – сказал Морозов, снимая с себя подвесную систему.

– Смотри не скажи это при Бурченко. А то и тебя под подозрение возьмут, – посмеялся Белевский.

На фоне всех разборок как-то и пить перехотелось. Глаза начинали уже слипаться, а вот куда нам теперь, неизвестно.

– Серый, а мы спать сегодня будем? – спросил у меня Морозов.

– Да. Вон один ящик, вон другой, – ответил я.

– Мы уже разок поспали на ящиках. До сих пор ощущаю позвоночником «мягкость» этой деревянной шконки, – проворчал Саня Белевский, прогибаясь в спине.

На наше счастье, генерал Ждунов распорядился доставить нас в одну из гостиниц, где уже проживали советские специалисты. Снаряжение сразу погрузили в вертолёты, которые стояли под крышей ангара.

Автомобиль нам выдели старенький – микроавтобус РАФ, который уступал по комфортности даже машине скорой помощи. Кресла в салоне были недостаточно закреплены, а обшивка сидений полопалась. Но мы народ не гордый.

Водитель доставил нас в место назначения быстро. Не помню, сколько было времени, когда я после принятого душа, «упал» на кровать и уснул.

Наутро за нами снова приехал тот же РАФ. Проезжая по окраинам столицы, никаких разрушений, мы не обнаружили. Водитель рассказал, что основной удар пришёлся по системе ПВО. Кое-что американцам удалось вывести из строя, но критичными эти потери не выглядят.

– А что с ливийскими лётчиками? – спросил я.

– Ходят слухи, что четверо катапультировались. Нашли живым только одного, – ответил водитель, поправляя панаму-афганку.

– А потери какие? – поинтересовался Морозов.

– Раненные были в военном секторе аэропорта. Там же и два самолёта на стоянке взорвали и ангар с какими-то тряпками. Ненужный, в общем. Ещё нормально отделались ливийцы. А правда говорят, что и наши лётчики летали?

Выходит, получилось у Бурченко сохранить в тайне данный факт. Даже советские специалисты не все в курсе. В гостинице, где мы ночевали, никто не понял какой у нас род деятельности.

– Врут. Это не наше дело. Может с авианосца летали, – ответил я.

Водитель не стал дальше расспрашивать. Да и мы добрались до места назначения. Привезли нас к контрольно-пропускному пункту. Только через сорок минут вышел ливиец в чёрной форме и забрал нас.

– Что это за место? – спросил я, когда мы пересекли КПП.