– Родин, все просьбы, отпрашивания, болезни собак, кошечек и мытьё аквариумов в своё личное время. Ты уже четвёртый за сегодня, кто приходит и говорит о просьбах. Если у тебя всё хорошо, и ты мне ничего…

– Тогда у меня не всё хорошо, Вячеслав Сергеевич, – рискнул я перебить начальника, пока тот окончательно меня не убаюкал.

Гурцевич опять сдвинул очки и во второй раз отложил ручку.

– Поехали опять по списку. Как здоровье? Как семья? – спросил Вячеслав Сергеевич, немного повысив тон голоса.

– Со здоровьем всё хорошо. В семье есть проблемы.

– Это другое дело. А то сегодня у меня уже были и собаководы, и аквариумисты. Гуторь, а я послушаю, – сказал Гурцевич.

Интересный глагол он употребил, вместо слова «говорить». Характерен для определённых областей нашей страны.

Объяснение заняло не больше минуты. Надо было с порога изложить суть причины прихода, пока Вячеслав Сергеевич не начал опрашивать меня.

– И что от меня нужно? – спросил Гурцевич. – Я не кадровик и не начальник нашего института.

– Это мне известно. Зато у вас есть телефон, – кивнул я на большой аппарат серого цвета с множеством кнопок для прямого вызова.

– Ты про городской? – улыбнулся Гурцевич, указав на жёлтый телефон с дисковым наборником.

– Сомневаюсь, что в городе стоит искать нужного человека для решения этого вопроса, – ответил я.

– Верно. Иди на занятия, а перед обедом зайдёшь ко мне. Воспользуемся нашим «пролетарским» происхождением, – сказал Гурцевич и я направился к выходу. – Кстати, сейчас у тебя случайно не Глеб Артакович занятие будет вести?

Лучше бы не напоминал Гурцевич о самом суровом преподавателе в школе. Про него ходили легенды и не всегда хорошие. Был даже слух, что когда он был лётчиком-инструктором в Борисоглебской лётной школе, он лично Чкалова от полётов отстранял.

– Конечно. Профессор Адмиралов, собственной персоны.

Даже Гурцевич слегка вздрогнул от его фамилии.

– Тогда быстрее, а то старик не любит, когда опаздывают, – сказал Вячеслав Сергеевич и я вышел из кабинета.

Стоит сказать, что весь процесс обучения в школе испытателей мало чем отличается от военного училища. Сначала ударная доза теории, разбавляемая тренажной подготовкой и периодическими лётными сменами. Через пару месяцев лекции должны будут закончиться, и мы будем летать ещё чаще.

Забежав в учебный кабинет, я с радостью заметил, что Адмиралова пока ещё нет. Обычно он приходит секунда в секунду с началом занятий. Если у кого-то «хватило наглости» опоздать, то ему лучше вообще не приходить. Моральное уничтожение путём вызова к доске обеспечено.

– Серый, я погибаю, – прошептал мне Швабрин, вешая на спинку стула свою серый пиджак.

Внешне ни по нему, ни по Боре Чумакову нельзя сказать, что выходные они провели весело. Видимо, как опытные воины, они закончили употреблять вечером, а не под утро.

– А кто вам виноват, что вы меры не знаете? – спросил я.

– Да ты бы знал, какую рыбу с Дальнего Востока нам передали вчера! Мы её запекли, картошечки нажарили, лучок замариновали… – вспоминал вчерашний день Ваня, а у меня в этот момент в животе заурчало.

Утром торопился и ничего не съел, хотя Вера предлагала и даже приготовила мои любимые сырники.

– Вкуснотища, Серый, – добавил Боря, сощурившись от головной боли.

– Еда едой, а вот запивали вы чем? – спросил я.

Мои товарищи переглянулись и поняли, что поддержки в моём лице им не найти.

– Родин, мог бы хоть немного посочувствовать. Как ты его воспитывал в училище, Вань? – тяжело улыбнулся Чумаков.

– Он сам так воспитан, Борь, – похлопал меня по плечу Швабрин.

Весь разговор был слышен остальным слушателям. И если всем было не до воскресного дня Швабрина и Чумакова, то Морозов не мог пройти мимо этого. Он в прямом смысле, прошёл рядом с нами и сел позади меня.