– Где ребенок?

– Он у меня, уснул в кабинете, сейчас под присмотром. Хотел привести его сюда, но не успел.. Похоже, всю дорогу проделал сам, на это ушло несколько дней, и под стеной сидел неизвестно сколько. Отдохнуть бы ему, помыться, накормиться. Что прикажете с ним делать?

– Черт его знает. Везти его надо домой, что еще с ним сделаешь. Однако… выпускать из виду его нельзя. Особенно, если отец его на тот свет отправится. Докажи им потом, что бегал он у нас тут. Никто же не поверит. Камеры на вышках его не зацепили. Пацан теперь у нас свидетель по делу. Нет, отпускать его нельзя. Но и держать здесь не имеем права. Какой он из себя?

– Он…  как бы поточнее… кусачий. Щетинится, если что не по его. Его отец сегодня причитал словно старушка богобоязненная, а он за словом в карман не лезет. С ним надо бы поосторожнее. Знает, что в отца стреляли. Боюсь, назло нам может и лишнего ляпнуть. Умен для своих лет. Таково впечатление первое.

Перевалов задумчиво чесал карандашом затылок. Потом слегка его погрыз. И снова к затылку, и так по кругу. Сосредоточенность его мыслей утяжеляла обстановку. В какой-то момент Лопыреву показалось, что Перевалов в своем подвисании забыл, на чем остановился их разговор, но именно в этот момент он произнес, растягивая паузы между словами:

– Хорошо, Лопырев. Я ознакомлюсь с твоим отчетом и решу, что делать. Пусть пока побудет у тебя. Как проснется – веди его ко мне.

– Понял, Виктор Александрович.

– Иди.

Лопырев перевернулся на каблуке, по старой привычке еще из училища, и покинул кабинет.

“Отпускать нельзя… Держать не имеем права… “ крутилось бумерангом в голове Лопырева по дороге назад. Обычно он любил считывать с лица намерения начальства и предлагать наилучшие варианты решения задач еще до того, как те придут им в голову. Но сейчас… Какого черта? Он сам запутался. Что еще можно сделать с этим мальчишкой?

А между тем этот мальчишка к моменту возвращения Лопырева уже проснулся и сидел на кушетке, озираясь по сторонам пугливым волчонком. Он заприметил охранника, наблюдавшего за ним, и теперь, очевидно, размышлял, как ему вести себя дальше. Лопырев решил не обнаруживать своих сомнений, поэтому просто подошел и дружелюбно сел с ним рядом.

– Выспался? – Лопырев улыбался.

– Нет, – мальчик, несмотря всю дружелюбность Лопырева, все равно оставался колючим. Однако его молодость и белокурость все же немного подкупали. На фоне остальных сотрудников этого учреждения, с которыми он успел повстречаться, этот сам выглядел немного ребенком.

– Нам нужно пойти с тобой к моему начальнику, но можем сделать это попозже, если ты не готов прямо сейчас.

– Не готов к чему? Он меня арестует?

Лопырев слышал от коллег, что Перевалов в своей обычной манере даже со своими детьми особенно не церемонился, и наверняка устроит допрос маленькому человеку, которому больше всего сейчас нужна была еда, вода и тепло. Ему стало как-то не по себе. Тем более Перевалов наверняка еще сам не решил, что нужно делать с ребенком, и того ожидают мучительные часы ожидания в неприятном Большом кабинете. Сердце защемила жалость.

– Нет, конечно… Конечно, он тебя не арестует. Ты же не преступник. Хотя тебе не следовало здесь появляться, твой поступок повлек за собой много неприятностей.

– Тогда я к нему не хочу вообще идти.

– Почему?

– Я хочу, чтоб он меня арестовал. Тогда я бы увидел папку. А если нет, то зачем мне тогда встречаться с какими-то начальниками, если от них никакого толку, одни дурацкие вопросы.

Лопырев снова растерялся. Он так до конца и не понял, как правильно отвечать и общаться с этим ребенком.